Вспоминать собственные сны наяву — занятие неблагодарное. Вспыхивает только что подожжённой сигаретой. Проходит сквозь сознание огненной змееподобной нитью — той самой, что скользит сейчас по гористому боку многострадальной Топфелл. Каждый чёртов сон.
Хорошо, что последнее время Грим спит совсем мало.
Он не из мстительных, нет. Он выполняет приказ, следует предписанию, букве закона, да чему угодно — только не собственным инстинктам. Не желанию снова почувствовать собственные зубы на чужой плоти. Она пахла старостью, подвальной пылью и аспидным — запомнил. Не желанию разыскать запах. Не желанию увидеть хоть один спокойный сон. Не желанию.
Среди их компании был один — с рыжими волосами и рыжим именем на «ф», произносить которое удобнее всего было сквозь смех. Всегда проигрывал, самый слабый из всех, не мог догнать.
Грим Грей не помнит его, равно как и остальную кучку уличных детей, потому что выполняет приказ.
Да, верно. Приказ.
Густой дым в вышине и алеющие венозные слёзы Топфелл напоминают о чём-то. Красное на чёрном и серебряном. Он должен проверить. Должен вернуться.
Горечь, проявившаяся на языке, заставляет сплюнуть. Табак обжигает губы, и Грим хмурится, перебирая пальцами в карманах. Пора осмотреть осиное гнездо. По крайней мере, дерьмовых стихов внутри точно больше не предвидится.
— Государственное дело, — спокойно роняет Грим Грей, показываясь в дверях. Он не любит касаться руками: плечи делают свою работу в разы лучше.
Беспокойное жужжащее многоголосие почти удаётся пропускать мимо ушей. Дело привычки. Если очередной умник потребует объяснений, он вытащит бумагу. Если подумать, вышло и вправду слегка неприлично. Но кому в голову придёт обвинять пса в том, что он не почистил ботинки перед визитом в приличное общество?
— Государственное дело, — всё так же тихо повторяет Грим Грей, продвигаясь к мелькнувшему за жужжащими спинами красному.
Может, сегодня он впервые сумеет выспаться как следует.