Не успели герои понять, что случилось, как крылатое чудище резко взмыло в воздух вместе с кричащим и болтающим ногами в воздухе княжичем. Фока успел только схватиться в последний момент за его ноги - и пронесло татя в головокружительном полете вослед за княжичем. Княжич, как назло, был щеголь - сапоги у него были хорошие, гладкие, и от того руки по ним скользили отчаянно. Ну никак тут не удержишься в этой тряске. Фока и не удержался, да снова спасла татя от нелепой смерти лихая удача. Упал он не на землю твердую, а солдатиком вошел в грязную, тинистую воду болота, и опустился на мягкое грязевое дно. Василия же сбросившее лишний груз чудище потащило дальше, и с высоты княжич смог кое-как разглядеть в поле боя, и лучше всех увидеть, что произошло дальше.
А дальше Даня вновь заставил избу поклониться мощам покойного богатыря, первейшего и сильнейшего из них всех. Движимый чужими мускулами скелет, впрочем, не сохранил благородных и геройских черт оригинала, а потому такой чести не оценил, и вновь кинулся в атаку. Тут-то и ударила из трубы струя огненная, но не такая, как обычно, а более яркая и прямая. Ударило жаркое полымя в грудь мертвого великана, и насквозь прожгло в нем дыру широкую. От самого сердца вширь пошла эта дыра, затлели её края, осыпалась плоть чудовищная отвратительной жидкостью с костей, а сами кости в уголь рассыпаться начали. Взревели от боли измученные животные, ставшие новой плотью, взревели последний раз. Но больно быстро шел богатырь к своей цели - даже смерть в огне не смогла его сразу остановить. Всем своим телом врезался он в избушку - и оба они грянулись наземь, оба же распадаясь в бесформенные куски, давя под собою и чудищ, и героев.
А потом Василия отпустили - и тот полетел, кувыркаясь в воздухе, навстречу твердой земле. Казалось, пришел час уж проститься с жизнью - да также резко полет его прервался в каких-то парах сажен, остановленный десятками вцепившихся в его одежду и кожу ворон. Плавно опустили они его еще чуть ниже - и уронили в высокую сорную траву у болотного берега. И тут же эта трава туго связала княжича по рукам и по ногам, а вороны кучей сгрудились на его груди, оказавшись неожиданно-тяжелыми. Разгадка этой странности нашлась быстро - вороны будто срослись в единый черный клубок плоти, в который втянулись черные перья, и с отвратительным хрустом бесформенный кусок мяса сформировался обратно в старуху, стоящую своей костяной ногой на груди героя.
- До чего ж вы, герои, назойливые да шебутные. Мне так даже Иван-Дурак с его братией в кости не дались. Ну ничего. А это я забираю.
Придавив героя к земле чуть сильнее, Яга протянула искалеченную и окровавленную руку, чтобы запустить её под кафтан Рощина, и с нескольких попыток сумела поймать и вытащить наружу книгу Кота, запачкав в крови её обложку. Облизнув грязный палец здоровой руки, Баба-Яга с любопытством открыла книгу, и одним жестом перелистнула назад сразу множество страниц.
И всё пошло вспять.
----------------------------------------
Когда Василий вновь пришел в себя, он все еще был плотно опутан травой. Только теперь трава эта была зеленая, сочная, и в ней вовсю стрекотали резво прыгающие кузнечики. Взгляд Василия был устремлен в небо, и небо это уже не было чужим, незнакомым, не излучало кроваво-красного свечения - было оно голубым и светлым, с густыми кучевыми облаками и бездонной лазурью небосвода, в которой проглядывал белый ломтик видимой даже днем луны. Да, ведь был день! И светило Солнце! Почти как в тот раз, в дивном сне, насланном Котом-Баюном. Только вот радости это отчего-то не прибавляло. Да и... Тепла ведь не было никакого. И глаза свет нисколько не резал. Казалось, что не на небо дневное Рощин смотрит - на картинку нарисованную.
Лес вокруг был тоже зелен и свеж, а вместо мертвого и гнилого болота плескалась искристая и чистая озерная вода. В воде этой одиноко плавала Фокина шапка, чего Рощин уже не видел. Зато видел хозяин этой шапки, медленно всплывший у берега, неподвижно качающийся на волнах, поднятых им же самим, и без сомнения живой и относительно-невредимый, хоть и мокрый до нитки. Оба они, и Василий, и Фока, хорошо видели, что делается на берегу. А на берегу не было больше никакого мертвого великана, ни его костей, ни сгоревшей плоти. Не было и развалин рухнувшей избушки на курьих ножках. Только выросло на том месте какое-то неуместное скопление деревьев, переплевшихся ветвями, а вокруг потерянно ходило по высокой траве полуживое лесное зверье.
Да ведь не деревья это никакие! Герои, побратимы, товарищи верные! Как Николка несчастный, вросли они в древесные стволы, замерли неподвижно, и только там-сям торчали средь веток и коры их лица. И Маринка здесь была, и Данька, и Тан-Батыр-степняк! И Соловей-Разбойник тоже, и даже бедолаша Осьмуша, все еще удерживавший в руке-ветке злосчастный ларец с головой Кощея. Все здесь были, кто остался тогда в падающей избе. Все там, в мучительном плену.
Баба-Яга тоже была на месте. Только теперь и узнать её было нельзя. Не была она больше древней безумной старухой, потерявшей человеческий облик. Вместо неё стояла перед героями-деревьями спиною к Рощину молодая красавица с густыми волосами цвета воронова крыла, что вились, спадая на покатые плечи. Вместо вонючего бесформенного тряпья она была наряжена в белую женскую сорочку, подпосясанную красивым пояском. Но красивое лицо казалось безобразным и пугающим из-за застывшего на нем выражения злобной радости и жестокого предвкушения. В её руке была Котовская книга, которую она уже неторопливо листала по одной странице в обратном направлении. А перо тем временем бойко скакало по страницам, что-то в них исправляя и переписывая.
- Из всех, кто меня убивать приходил, вы ближе всех подобрались. - Надменно говорила Ягиня, оглядывая заключенных в деревья героев. - Крепко меня побили, подручных моих порубили, потопили, потоптали. Святогора сожгли. Дом мой - и тот поломали по бревнышку. А всё ж не справились. Ну, знать, конец вашей сказке пришел. А я буду жить, поживать, и добра наживать. С любимым моим братцем-Кощеем.
Полный любви, её взгляд устремился на плененного ею Осьмушу.
- Сейчас. Только ларчик открою.
Заключенные в дерево герои только и могли, что слушать Ягу и беспомощно биться, добиваясь только боли в своем человечьем теле - единственном признаке, позволяющем понять, что они еще не срослись с деревом, как бедняга-Николка, просто оказались у него в плену. А вот Даньке повезло больше. Как начал отрок шевелиться понемногу - обнаружил, что свободна еще кисть его руки. И не просто свободна, а всё еще сжимает посох волшебный, каким он управлял Избушкой. Посох правда изменился не в лучшую сторону - вместо черепа на палке Даня сросся с еще живой чужой головой! Его пальцы сжимали фрагмент позвоночного столба, оплетенный жилами, которые забрались в том числе и Даньке под кожу, качая его кровь. Кровь эта поступала в русоволосую голову когда-то отданного на съедение Яге деревенского мальчишки, и сейчас он ожил вновь, молча агонизируя и бешено вращая выкаченными из орбит серыми глазами. Нижняя челюсть у него отсутствовала, и под обнаженными зубами и лоскутами щеки болтался человечий язык. Снова пришлось не в лучших обстоятельствах убедиться в том, какой же он у людей на деле длиннющий, как это однажды было у Казимира в его мастерской. Но там язык хоть был просто без хозяина, а тут... Неважно. Важно то, что даже в ттаком виде эта голова еще имела какую-то силу и власть.