Наверняка немало могли лекарке сказать усталые путники, согнаные лихою бедой с насиженных мест. Но не чета были хвори и раны, полученные в пути, да усталость, какую ничем уже не выгнать, боли от того, что лишились всего. Услышав только Оленин вопрос, длинноносая женщинка с дитём скривилась, будто знахарка взяла острую палочку, да надавила ей прямо на открытое сердце. Дрогнули сжатые в полоску губы, блеснули влагой глаза, сам собой голос зазвенел нотками плача от бессильной злобы и досады.
- Да Палёная эта проклятая пришла в деревню нашу! И спалила! Всё спалила! Одни мы и спаслись, а лучше б и сгорели чем вот так! Не нужные никому по свету мотаемся! - Свою истерику женщине пришлось прервать, когда укутанный в песью шубку ребеночек проснулся, и захныкал, увидев слезы своей матери. Подавив начинавшиеся было рыдания и утерев огрубевшей от тяжелой работы рукой слезы с впалых щек, женщина начала укачивать своего ребенка, чтобы тот снова забылся своим бепокойным сном. Качая его, и заговорила снова, звеня напряжением в голосе. - А всё сука та поганая! Змея подколодная! Ну отомстила, спалила мачеху, молодец! А нас, нас-то за что? Мы-то что сделали? Глаза б ей все повыцарапала, кабы она мне попалась!
Женщина замолчала, продолжая немного резкими движениями укачивать своего ребенка. Прошло еще какое-то время, прежде, чем сидящий на печи седой старик решился заговорить после этого.
- Палёная - это, сказывают, жена княжьего лесничего покойного, что где-то в этих краях жил. - Поведал он героям. - Вторая. Люди говорят, это она его в могилу и свела. А до того падчерицу из дома выжила. А та вернулась через семь лет, да и подожгла дом в отместку. Да так подожгла, что до сих пор полыхает. А уж годы прошли с тех пор.
- А откуда вы знаете, что это была именно она? - Вдруг спросил молчавший до сей поры Осьмуша, с неприязнью покосившись на нахмуренную женщину с ребенком.
- Ну, я так от людей слышал из тех краёв, кто убежал. Их семью многие знали, кто окрест жил, там весь край ходил к первой жене лесничего лечиться. А теперь там ни одной целой деревни не осталось, всё сгорело. Ну, а сейчас вот и до нас Палёная дошла. И знаете... -Старик вдруг опустил голову вниз. - Вроде и заслужила свои мучения, получается. Мужа с падчерицей сгубила, всё себе присвоила. А всё равно так ее жалко что-то. Вы б слышали, как она кричит. Как мучается, бедняжка, за грех свой.
Но печаль вмиг отступила, когда волшебная скатерть раскатилась, и на ней тут же появилась самая разнообразная и диковинная еда. Давно отвыкшие даже от простой еды, но приготовленной в печи да поданной в тарелке, бродяги теперь смотрели на это буйство невиданных яств как на мираж. Все сдвинулись, сгрудились поближе, невольно потянулись руками, чтобы по привычке наброситься, вырывать куски побольше и жадно съесть, но все же удержались, заосторожничали. Есть стали чинно, с оглядкой на героев.
- Вот так диво! - Не успевший к пиршеству старик на печи, сейчас кряхтел и с трудом обувался, чтоб слезть с едва нагревшейся старой печки обратно на землю. - Нам бы такую скатёрку, в самый раз бы была. А у ней что хочешь можно попросить?
Получив утвердительный ответ, старик о чем-то подумал про себя, а потом, обув только одну ногу, вдруг прекратил торопиться.
- Пусть налопаются. Я потом. Я же вам ещё обещал рассказать. Держим мы путь-дорогу к мудрой Бабушке Яге, помощи искать с проклятой Палёной, пока она всё не пожгла. А печка эта... Оо, это история совсем давняя, наверное еще Кощей пешком под стол ходил,как всё случилось. Но бабка моя, царство небесное старухе, мне её сказывала как-то. Хотите, так и вам расскажу, ежели интересно.