Действия

- Обсуждение (5091)
- Информация
-
- Персонажи

Форум

- Для новичков (3749)
- Общий (17782)
- Игровые системы (6249)
- Набор игроков/поиск мастера (41607)
- Котёл идей (4310)
- Конкурсы (16074)
- Под столом (20428)
- Улучшение сайта (11248)
- Ошибки (4385)
- Новости проекта (14628)
- Неролевые игры (11855)

Просмотр сообщения в игре «Лукоморья больше нет»

DungeonMaster DeathNyan
13.05.2018 09:46
- Сестрица.
- Подожди, подожди еще минуточку, братик! – Отвечала на призыв болезненного, бледнокожего паренька черновласая девушка, полностью поглощенная своим занятием. – Почти закончила!
Отрок тревожно наблюдал за своей сестрой, припавшей на колени и склонившейся над неподвижным человеком, вытянувшим ноги на махровом заморском ковре. Он не видел почти ничего за ее спиной, по которой рассыпались ее густые, объемные кудри, но звук рвущейся ткани и напряженное сопение говорили о том, что сестрица и впрямь очень занята.
- Ягиня. – В голосе юноши звучала смесь упрека и страха. – Нам надо остановиться. Это уж седьмой человек, которого мы не планировали убивать.
- В жизни редко все идет так, как хочется.– Почти пропела Ягиня,еще старательней орудуя костяным ножиком. Бездыханное тело затряслось и закачалось в такт натужным движениям лезвия. Послышался жуткий рвущийся звук, а затем Ягиня резко вырвала что-то руками, и во все стороны брызнула еще теплая кровь. – Вот! Вот оно!
Резко встав на ноги, и небрежно отбросив в сторону маленький костяной ножик, девушка отошла от мертвого. С широкой и искренней улыбкой восторга показывала она своему брату неаккуратно отрезанный фрагмент человечьей кожи со странными синюшными татуировками на нем. Ее руки были скользкими от крови, несколько бурых пятен заляпало белоснежный сарафан, а пара маленьких капель поблескивало на ее красивой щеке рядом с притягивающей взгляд родинкой.
Увидев это, бледный юнец побледнел еще больше, попятился, и неловко плюхнулся задом на перину. Его явно замутило, но Ягиня этого будто и не заметила. Со счастливым лицом она подносила отрезанный кусок кожи прямо к носу отрока.
- Вот! Вот она! Буквица эта волшебная! Как и те, другие! Точно она! – Воскликнула черновласая колдунья. – Не лгал прохвост значит! Одарили его силою там!
- И что?! – Вскрикнул гневно юнец, перебивая сестру. По бледным щекам побежали крупные слезы. – Что толку от буквиц твоих глупых! Бредни стариковские! Ему-то! Ему-то они не помогли!
Палец паренька вытянулся в направлении трупа, а потом он скорее отвернулся от изуродованного мертвеца с изрезанной грудью.
- Ты обещала, что тот раз был последний! А все равно тащишь только смерть ко мне в палаты!- Всхлипывая, проговорил он. – Приманиваешь костлявую! Чтоб она и меня… Как отца. Братьев. И этих всех, кого ты сюда тащила впустую. Убивала…. Прямо у меня на ковре!
Радость Ягини поблекла, и карие глаза красавицы тоже заблестели, наполняясь слезами. Прижала она к груди окровавленный кусок срезанной кожи, скомкала его мимодумно. Казалось, обида разбила ее сердце и вот-вот готовы были сорваться с губ слова обвинения. Но через миг та неожиданно смягчилась, сморгнула слезы, словно увидев брата заново . Отложив в сторону еще теплый кусок срезанной кожи со столь желанным символом Неписанной Вязи, Ягиня подошла к напуганному брату, развернула его к себе, и крепко прижала к тугой груди, обнимая покрепче.
- Прости. Прости меня, братец мой. – Зашептала она, гладя его окровавленными пальцами по длинным русым волосам, и торопливо целуя его в макушку, в лоб, в щеки, в губы. – Не захотел он по-хорошему отдать, ну что ты будешь делать. А я же только посмотреть просила! Одним глазочком. Нельзя было иначе, братец. Очень нам с тобой нужны такие буквицы.
- Зачем? – Сквозь слезы вопрошал несчастный брат. – Я уже не могу так больше. Я всё делаю как ты велела. Братьям яду подлил. Ведунью ту привел, которой ты глаза вынула.А ты множишь, множишь смерть… Напрасно. А чернь недовольна. Два раза уже подымались! Дружина тоже тихо ненавидит, шепчутся, что не по закону земли братьев забрал. Все они на меня колья точат из-за братьев и из-за тебя. Убьют меня, Ягиня. Умру. А ты так ничего еще и не сделала.
А Ягиня в ответ только целовала несчастного отрока, гладила его кровавыми руками по щекам, по плечам, да по груди.
- Что ты! Что ты! Я же обещала! Никогда-никогда не умрешь. – Шумно и глубоко дыша шептала она ,увещевая отчаявшегося отрока. - Будешь ты вечно править! Будешь сильным, могучим, сильней и отца, и братьев, и всех на свете сильней! Даже меня сильней! Гадание мое верное! Звать тебя будут кощуном великим, Кощеем Бессмертным, и сам будешь людям метки волшебные ставить! А буквицы эти нам помогут!
Снова прижимая брата к себе, и позволяя ему доверчиво прильнуть и разрыдаться в голос, Ягиня подняла глаза, устремляя взор куда-то вверх, и стены княжеского родового гнезда не стали помехой для того, чтобы взор устремился в бесконечность мироздания.
- В этот раз дело верное, милый брат. Хлыщ этот место показал, где ему знак на коже накололи. Я расскажу, а ты прикажи снарядить туда людей. Они не откажутся. А если откажутся…. Они знают, что будет. Хоть один да вернется, вызнав про письмена тайные! Ими твою судьбу напишем! И будешь ты жить, поживать…. Как в сказках говорят, в общем. Всегда будешь. Вечно.
Ласковые, утешающие слова Ягини возымели свое действие, и помалу будущий Кощей успокоил свои рыдания. Отнял свое опухшее личико со следами кровавых пальцев, поднял глаза на сестру, и, все еще всхлипывая, осторожно приобнял ее за пояс.
- Ягиня. – Соприкоснувшись лбами с сестрой, отрок мягко попросил. – Можно его хотя бы убрать отсюда. Нет сил больше на мертвых смотреть.
Вздохнула сестра, покачав головой, не прекращая гладить брата по щекам.
- Надо привыкать. – Мягко, но настойчиво и назидательно произнесла она. Говорила же тебе, главное, что это не твоя смерть. А значит, и всё равно. – Но просьбу брата она исполнила. Хлопнула в ладоши, и сам по себе ковер скатался в трубку, оборачиваясь вокруг бездыханного тела. Только ноги остались торчать, да ножик костяной сам за пояс девицы прыгнул.
- Девок позову, они вынесут. Чего им зря прохлаждаться. – Сказала девушка, и снова ласково поцеловала брата в губы. – А ты не смотри. То просто ковер. Его к тому же давно была пора выкинуть.
Ягиня смерила брата странным блестящим взглядом, и запричитала по-матерински, заметив следы крови на его одежде, оставленные ее же руками.
- Ах ты ж горюшко мое луковое. Только посмотри, как ты рубаху попачкал! А ну-ка… - Потянув вверх подол, она стащила с него рубаху, и бросила ее к ковру с завернутым в нем телом. – И это вынесут пусть, постирают. Иди сюда!
Снова прижала она к себе брата, снова принялась целовать его, но целовала уже иначе, жарко и требовательно припадая к его губам и оглаживая худощавые плечи.
- Ты станешь очень сильным, брат. – Торопливо и с придыханием шептала Ягиня, подталкивая еле шевелящегося болезного братца к кровати. – Могущество твоё будет велико. Уйдет белая немочь из кожи, покинут навечно все хвори твое теле. Но вместе с ними уйдет и… Это лицо… Этот взгляд… И сердце твое перестанет стучать так часто… Ох…
Почти безвольный юноша позволил столкнуть себя в кровать, и неуверенно обнял навалившуюся на него сестру, неаккуратным движением сдвинувшую лямки платья, чтоб позже было легче из него выскользнуть.
- Целуй меня! – Просила Яга, гладя оголившееся тщедушное тело, и оставляя кровавые разводы на бледной коже. – Люби меня, покуда еще можешь! Ведь ты перестанешь, когда я спасу тебя!
- Не перестану! – Наивно возразил будущий Кощей, прежде, чем впиться поцелуем в губы родной сестры. А потом снова пылко пообещал ей. – Никогда не перестану, Ягиня! Всегда буду тебя любить!
- Глупый. – Смеясь и плача одновременно, произнесла Ягиня, добираясь до пояса штанов брата. – Глупый, глупый, глупый Кощей. Любовь для людей. А люди смертны. Молчи лучше.
И она окончательно закрыла рот отрока поцелуем, заставив замолчать, и забыть про всё. Про тревоги. Про ужас смерти. Про доносящийся из-за окна рык волков и гвалт ворон, что поедают под стенами тела убитых колдовством Ягини людей, пытавшихся противиться новоявленному правителю, захватившему владения братьев. Про мерзкую сырость почти пустого дворца, в который даже прислуга и стража шла под страхом смерти. Про убитого Ягиней человека в ковре, которого потом вынесут немые от страху сенные девки со следами розг на спинах. И про отца, что умер на этой самой постели, и запах тлена и разложения, исходивший от нее.
И вот ведь что странно. Почему-то этот жуткий и мерзкий запах всегда возвращался, сколько бы раз здесь ни меняли постель.

******************************

Вяло поскрипывая разбалтывающимися колесами, плелась по разбитым дорогам под Муромом геройская карета в сопровождении всадников. Вел их всех Василий Рощин, меся грязь впереди копытами верного Вихря. Замыкали шествие Осьмуша с Батыром. Правил упряжью на карете хмуро осунувшийся Соловей, скрывший лицо под капюшоном. А в самой карете дремали да глядели в окно Данька, Оленка, Фока да Маринка. Не было только с ними матушки Мирославы – монахиня осталась там, в разоренном Полоцке. Сказала, что нужней она на пепелище, утешать людей, что утратили веру, но кто-то мог подумать, что веру утратила и она сама. Так ли это? Кто знает. Но геройский путь не ждал.
Родина Ильи Муромца приветствовала героев развилкой в бескрайнем чистом поле. На раступтье стоял покосившийся и гнилой деревянный крест, что облюбовали насестом нахохлившиеся вороны. Как сказывали люди попутные, именно правая дорога вела к землям Бабы-Яги. По той дороге и направились.

Но долго проехать не пришлось. Настало время сделать привал, отдохнуть с дороги, дать роздыху и коням, покормить животных и поесть самим. А тут впереди идущий Василий увидал невдалеке, за одним из холмов, подымающийся кверху дымок. Не иначе, как тоже привал у кого-то.
Каково ж было его удивление, когда Василий обнаружил посередь степи… печку. Старая была печка, сразу видать. Половина трубы давно осыпалась, основание криво-косо вросло в землю, на ней поселился мох, а вокруг жерла было черно от копоти. Вдобавок вся она была исписана какими-то хулительными словами, и надписи эти, судя пов иду, были столь же давние, как и пребывание здесь самой печи.
Огонь в топке разожгли, наверное, вот эти вот люди, что сейчас сгрудились возле нее. Выглядели эти бродяги в своих лохмотьях жалко и потрепанно, и чем-то напоминали все тех же взъерошенных ворон на старом, забытом кресте. Людей, как видно, тоже не любили – увидев Рощина, зашептались тревожно, сжались и сбились в кучку, будто боялись, что сейчас пустит княжич в ход свою плетку, свисавшую с пояса. Ждали чего-то – и скорей прятали свои нехитрые съестные припасы. Вряд ли потому, что боялись, что хорошо одетый конный путник польстится на сие нехитрое ястие. Скорее боялись, что отнимут ворованное, а самих - вздернут на ближайшем суку. Где ж им, вестимо, еще себе пропитание добыть, как не воровством по чужим дворам.