Василий, Маринка, Батыр
Прошин не успел ответить Василию. А может, просто не захотел. Или не нашел ответа. Важно ли это было? Едва ли. Псарь тоже не стал отвечать. Он просто пропустил героев в темноту Собора, и остался наедине с защитниками Полоцка… И Трояном.
А Троян,, с ухмылкой глядя на Псаря, подошел поближе к нему. И заговорил, чтоб слышал только он.
- Ну что, воин? Удобно все сложилось? Все яйца в одной корзинке. Герои, со всеми их волшебными вещицами, в церкви, наедине с Шепотом. Снаружи только шелуха осталась, монахиня, два сопляка и одно быстроногое вороватое мурло. Всё просто. Один раз дохнуть моему приятелю Смоку – и спасен твой драгоценный Кощеич. Хорошо?
- Допустим. – Псарь не выказал никакой заинтересованности. – Чего ты хочешь?
- Туда, как ты видел, ушла и Маринка. Суженая моя, получается. Та однорукая. – Отвечал Троян. – Я не вправе ее путь земной прервать, отец не обрадуется. Выволок бы ты ее оттуда. Тут бы я и подсуетился. Как тебе план?
- Неплохой. – С одобрением покивал Псарь. – Жаль, ты не предложил его хоть минутой раньше. Пока он не слышал.
Псарь кивнул куда-то за плечо Трояну, и тот с кислой миной обернулся, чтобы увидеть, как толкьо что продравшийся через окруживших Собор полочан Осьмуша спешит к своему отчиму. Лицо парня было серьезным и целеустремленным, как у человека, который нашел какое-то решение.
- Возмужал. – Не смог не признать Псарь, горько усмехнувшись сквозь бороду. – Видать, и впрямь тебе впрок пошло у Мстивоя послужить да по свету поскитаться. Вот и свиделись, сын. Жаль, что не у порога твоего дома, где у тебя уже жена-красавица и детишек полон двор.
- Скажешь тоже. – Осьмуша не смог не улыбнуться в ответ своему отцу. Всего на миг, прежде чем снова стал серьезен и суров. Трояна он только коротким ненавидящим взглядом опалил. Все его внимание сейчас было устремлено туда, где только что скрылись герои. К Собору.
- Мы позже поговорим, пап. – Осьмушин голос звучал натянуто и деревянно. – А сейчас мне нужен твой топор.
------------------------------------------------------------------
Внутри оскверненного женского монастыря царил пугающий полумрак. Живые, текучие тени наползали со всех сторон, почти впритык огибая тускло горящие восковые свечки. Но тьма не скрывала масштабов злодеяния Шепота. По обе стороны от пропитанной кровью ковровой дорожки к алтарю пол церкви устилали мертвецы, число которым уходило за несколько десятков. Шепот убил всех раненых, которых свозили сюда из разоренного города, чтобы монашки оказали им помощь. Монахини тоже были мертвы – лежали вместе с другими в своих мешковатых, черных рясах. Мертва была и немногочисленная охрана - видимо, Шепот перебил их Большая часть мертвых была практически обескровлена, и стала ясна природа способности Шепота плодить так много своих двойников. Кощеевский убийца буквально упивался кровью, черпая силы из чужих смертей, устроив чудовищное пиршество на святом месте. Пожалуй, теперь его и впрямь мог очистить лишь огонь.
Шепот встретил героев с саомго порога, едва они сделали первых пять шагов. Сама темнота рванулась к ним, формируясь в длинные, черные щупальца. Справа, слева, сверху, они тянулиь отовсюду. Но, к счастью, чтобы ранить героев, они и сами должны были стать плотскими и осязаемыми – а плоть слабее железа. Василий, Маринка и Батыр начали прорубать себе путь вглубь Собора, а Соловей, что называется, просвистывал его. Следом изниоткуда начали выпрыгивать двойники Шепота, бросаясь на героев со спины с кинжалами, осыпая их стрелами со стен и потолков, ломясь в отчаянные лобовые атаки. Но гнев Соловья и решимость героев делали все эти потуги бесполезными. А может, Шепот просто не слишком старался.
А уже у алтаря Соловей потерял последнюю надежду спасти Настасью. Шепот поиздевался над нею с особой страстью. Тело несчастной настоятельницы качалось над алтарем вниз головой, подвешенное к массивной люстре при помощи веревки. Ее горло было перерезано, и кровь залила искаженное в предсмертной муке лицо. Это случилось недавно – кровь не свернулась и еще стекала тонкими струйками в ритуальную золотую чашу, поставленную на алтаре, перехлестывая через край. Это зрелище довело Соловья до настоящего исступления.
- Падла! Ты у меня за это землю жрать будешь, нелюдь! – Кричал он, широкими шагами приближаясь к алтарю и бросая яростные взгляды по всем углам, ища притаившегося врага. – Васёк, Марина, оставьте его мне! Как хотите, но он мой!
- Я говорил так же, когда ты убил мать мастера Восьмого. – Послышался голос Шепота из темноты. – Поверь, смотреть на тебя сейчас это просто одно наслаждение.
Соловей свистнул в том направлении, откуда слышал голос – и церковная утварь разлетелась в стороны, а вместе с нею развалилось пополам тело очередного двойника.
- Выходи, трус! – Крикнул Соловей, снова ища врага. – Я хоть тысячу раз тебя убью, но доберусь до настоящего!
- Столько не понадобится. – Заверил очередной двойник Шепота прежде, чем Соловей свистом размазал его по стене.
- Что же до вас, герои… Скрепя зубы, я вас поздравляю. Вы своего добились.
В этот раз появился уже настоящий Шепот. Уже не та бледная, лысая тварь, в которой едва угадывались признаки живого существа. Нет, в этот раз Шепот был буквально переполнен жизнью. Его кожа приобрела привычный всем людям окрас и будто омолодилась. Зубы больше не торчали изо рта кривыми, острыми пиками, лишь два аккуратных клыка белели, выглядывая из-под налитых кровью губ. Все, что осталось в Шепоте от прежнего облика – это его лысый, как колено, скальп и алая радужка глаз. Подхватив рукой наполненную кровью Настасьи церковную чашу, Шепот взметнул ее в воздух, и провозгласил.
- За вашу победу!
Мирослава, Олена, Даня
Злата неожиданно-крепко обняла Олену в ответ, и украдкой, чтобы девочка не видела, утерла выступившую на глазах влагу. Но все равно пришлось свои слезы показать, уже когда Мирослава подошла с речами своими. Она не всхлипывала, не закрывала лицо руками, просто слушала игуменью – а слезы катились по щекам двумя ручьями, и капали на землю вместе с крупными дождевыми каплями. А дослушав – и ее обняла.
- И впрямь не для монахини православной такие слова говорить, как ты говоришь. – С чувством произнесла цыганка. – Видать, что-то осталось в тебе еще от той, прежней и обычной женщины. Ох, тяжкая наша доля…
Отстранившись от Мирославы, Злата понуро сказала.
- Смерть мне избавлением бы стала, матушка. Я ведь… Я ведь много хуже Павла. Он меня предал, ребенка моего убил, но как мучился потом! Ты права, он себе этого никогда не простит, только меня ненавидеть ему теперь легче. А я? Меня его раскаяние лишь уязвило. Убей я Забаву с ее ребенком, я бы так саму себя не изводила, как он. Досадовала бы только, что месть радости не принесла да боль не уняла. Только сейчас вот устыдилась. Когда увидела, как Оленка за Забавину жизнь, да за жизнь Павла борется, хоть и знает, что он сделал.
Вздохнув, Злата утерла слезы, и уже спокойнее подвела итог своим словам.
- Что уж теперь говорить. Есть как есть. Я намерена на волю Павла отдаться, что он сам решит со мною сделать, казнить или миловать. А пока я здесь – буду вам помогать. Хоть малая моя заслуга будет в том, что Солнце в наш мир воротится. Вот хоть одного удержу от глупостей.
И, выговорившись, Злата поспешила нагнать Даньку, который резво уходил прочь, ища уеднения. А нагнав – руку на плечо положила.
- Наверное, я уж надоела тебе. – Заметила гадалка, держа Даню мягко, но все же настойчиво. – Ты, конечно, можешь сейчас пойти куда хотел. Я чувствую, там тебя что-то важное ждет. Но я б на твоем месте не спешила. Ты из-за этого своего ружья важен шибко. Троян-то запомнил, как ты перед ним бахвалился.
Склонившись над Даней, Злата заговорила.
- Не думай, что он на вашу сторону переметнулся. Он, может, теперь в разладе с кощеевцами, да и походу вашему после слов Маринки помех чинить не хочет, но обиды у него остались. И на Фоку, раз уж самый простой смертный его, полубога, искалечил. И на Василия, за то, что тот хочет Маринку от Велеса отвадить да ему дерзкие речи говорит. И на тебя, что ему грозил, и что Смока враз убить можешь. Да и меня упускать ему не хочется. Ему теперь точно захочется расклад сил в свою пользу поменять. Если только прознает, что ты один-одинешенек – не преминет шансом воспользоваться от тебя избавиться и ружья твоего. А тогда-то уж он со своей змеюкой вволю разгуляется.
Договорив, Злата улыбнулась подмастерью, и спросила его.
- Ты же хотел, чтоб я тебе про кота рассказала? Я и расскажу, коли ты подождать соизволишь.