- Ну, драться, конечно, не стоит. – Пожала плечами Злата с той же улыбкой, и вдруг взяла Даньку за руку. Большой палец цыганки скользнул по линиям, испещрившим ладонь.
– Перо вершителя судьбы мне нашептывает, что дескать ты сам царевичу сказал, чтоб он к Олене пошел, сам его на шаг навстречу ей подтолкнул. А я тебе скажу, поспешил ты за нее решить, кто из вас ей люб больше. Вот потому и сдался раньше времени. Не убивайся уж теперь, что проще деве полюбить голубоглазого красавца с лихою судьбиной. Тебе сильным надо быть и стойким. Ты же герой. Да еще и сам вершитель судеб на тебя глаз положил, так что и без того нелегко тебе придется.
Злата тоже, наверное, посчитала, что слишком глубоко влезла отроку в душу, и отпустила его руку. Так, молча, они и стояли рядом, пока зрела неподалеку новая злая сеча. Но тут Данька про Олену заговорил, и Злата ответила.
- Я ее душу из оболочки вынула, да к царевичу отправила. Значит, ему и назад возвращать. Кто знает, вдруг и поцелуем получится. Что ж у нас, хуже других сказочка?
А сеча меж Прошиным и Трояном, кажется, не собиралась начинаться. Воевода поостыл, услышав слова Василия, и нехотя опустил меч, не став однако убирать его в ножны. Да и Троян тоже не стал настаивать на конфликте. Молча выслушал он и Маринку и Василия, губы от обиды поджав, не столько их убоявшись, сколько и впрямь вспомнив о своеобразном наследии Торквальда Гримма. Скрылись когти, осыпалась посохшая чешуя, и морда звериная вновь стала побитым. Но все еще смазливым лицом вечного юноши.
- Побеседуем, Рощин. – Мрачно пообещал Троян. А потом с веселой и нахальной усмешкой развел руками и подмигнул воеводе. – Видишь? Мне вот тоже нелегко. Свадьба прахом идет, с друзьями-товарищами разлад вышел, а вдобавок приходится мне слушать отповеди нахального смертного, который без затей трахает в задницу другую мою невесту обещанную и в ус не дует. Однако ж терплю. И тебе советую. Пошли лучше и впрямь посмотришь, как лихо я с лысым да лохматым расправлюсь. Да и ты, кощеич, штаны не роняй. Лучше о папашах своих незадачливых помолись напоследок.
Осьмуша скривился от подкатившей волны злобы, направленной на этого змея в человечьем обличье. Но смолчал. И воевода полоцкий тоже не стал отвечать на дерзкие речи Велесовича. Просто не сводя с него глаз отдал команду бойцам.
- Церковь окружить и готовиться ко всему. Недобитки незаметно удрать не должны. Но сами в бой не ввязывайтесь. Такие вам не по зубам. Все ясно, хлопцы?
Хлопцы согласно загудели, и отправились окружать Евфросиньевский собор и перегораживать подходы к нему.
---------------------------------------------------------------------------------------
Осьмуша немного задержался вместе с Мирославой. Выдохнув с облегчением, что не случилось нового кровопролития, он намеренно приотстал от остальной ватаги, чтобы исполнить Оленину просьбу и пробудить ее. Да, ему хотелось бежать сломя голову туда, особенно после того, что услышал от Трояна, и что рассказала ему о нем возлюбленная лесная чаровница. Но он понадеялся, что Василию хватит умения потянуть время и не допустить бойни до его вмешательства. Несмотря на некую неприязнь к княжичу, возникшую с недавних пор, Осьмуша все еще верил в него, как в беспрекословного лидера и хозяина своему слову.
- Сейчас, Олена, сейчас. – Увещевал Осьмуша, держа бесчувственную Оленку за холодную, словно лед, руку, пока по его просьбе воины укладывали носилки с бесчувственной травнице наземь. – Всё будет хорошо! Сейчас ты проснешься, и всё станет хорошо!
Еще когда Осьмуша взялся за ее руку, Олена ощутила, как ее медленно вытягивает из тела Осьмуши. Было похоже, словно она одновременно теряет сознание и раздваивается. Мутнел перед нею белый свет, наблюдаемый глазами парня, а холодная рука в его руках чувствовалась все отчетливей, как будто становилась продолжением Осьмушиного тела. Но Осьмуша ускорил этот переход, по какому-то наитию вспомнив тот поцелуй в иллюзорном мире, и решив, что и в этот раз всё будет так же. Склонившись над Оленой, он убрал с ее лица спутанные локоны, утер капельки дождя с бледного личика, и соприкоснулся своими жесткими губами с ее собственными, такими же холодными и неживыми, как и рука, и остальное тело.
И вскоре Олена и сама не поняла, как снова оказалась «в себе». Просто в какой-то момент ей вдруг сдавило грудь, и она резко и жадно вдохнула полной грудью. Вместе с воздухом в ослабшие легкие ворвалась колкая боль, перед глазами поплыли цветные круги, а одеревеневшие конечности зашевелились нехотя, словно забыв, как это делается. Но когда замутненный взор прояснился, и в руки, ноги и спину вернулась некоторая твердость, то первым, что увидела ученица бабы Яги, было улыбающееся лицо все того же Осьмуши. Побитый и грязный, с мокрыми от дождя и спутавшимися от грязи длинными волосами сиял, словно начищенный гривенник, держа ее ладонь в двух руках, и даже поцеловал в порыве радости ее пальцы.
- Вот и проснулась. – Проговорил он своим сорванным голосом. – В своем девичьем теле тебе, пожалуй, попривычней будет, чем в моем, а? Как ты себя чувствуешь?
А вот у Мирославы не все было так радужно. Видать, или сама монашка выдохлась за эти несколько лихих часов, наполненных громом и кровью, или поослабла в ней вера. Но не удавалось ей отчего-то закрыть раны бессознательной княгини, удержать в ней жизнь, что сейчас дрожала тоненькой нитью, грозя оборваться в любой момент. Мирослава понимала, что оставался последний шанс на спасение если не самой жены Павла, то хоть ее ребенка, точно так же пугающе затихшего в ее утробе.
---------------------------------------------------------------------------------------
Нагнать Соловья удалось только перед самым Собором. Соловей сам остановился перед ним, тревожно прислушиваясь, и, к своему испугу, не слыша за стенами и дверьми святой обители ни единого голоса. Единственными звуками были дробные шаги дружинников, что рассыпались цепью вокруг монастыря, лязг оружия, шуструю дробь дождевых капель, самоотверженно расшибающихся о камни мостовой и серые купола Спасо-Евфросиньевского женского монастыря, и скрежетание точильного камня, трущегося о лезвие топора берсерка.
Псарь сидел на крыльце, задумчиво натачивая топор для последнего сражения. У его ног лежали его мертвые псы, недобро глядя на подошедших героев и утробно рыча. Одна собака попыталась поднять голову – но она тут же отделилась от тела и покатилась прочь, когда Соловей дерзко свистнул. Все псы шарахнулись к ногам хозяина, а тело убитой твари осталось дергаться в посмертных судорогах и брызгать мертвой кровью, что мешалась с потоками дождевой воды.
- Ну ты и мразь, Псиноёб. – Угрожающе возвестил Соловей, твердым шагом идя навстречу Псарю. – Не смог нас одолеть, так решил монашке силу свою показать? Где она? Что ты с ней сделал? Говори!
- Я не ты, чтобы просто взять и убить беззащитную добрую женщину, глядя ей в глаза. – Ответил Псарь, вставая с крыльца, и перехватывая топор. – Я так не могу. Я бы не смог сделать ей ничего.
Проблеск надежды промелькнул на лице Соловья, но Псарь мгновенно погасил его следующей своей фразой.
- Но мы с тобой оба знаем того, кто смог бы.
- Я могу решить эту проблему одним приказом. – Вдруг шепнул Василию Троян, оказавшийся с ним совсем близко. – Если не хочешь со всем этим возиться, позволь мне, и от Псаря с Шепотом одни угольки останутся. Легко и быстро.