Олена
Осьмуша взглянул на тот полутруп, что стоял прямо напротив него, вознеся меч, и все пытался свыкнуться с мыслью что это чудовище - тоже он. Не верилось, конечно же. Вот таким он был раньше? Серьезно? Да разве был он хоть вполовину так же плох, как был плох его, с позволения сказать, отец?! Нет, не был такого! Было дело, когда-то жил Осьмуша одним только желанием отомстить, убить живого человека глядя ему в глаза. Но ведь неспроста! Да, есть за его плечами поступки неприятные, злые, самому противные, но разве не было у него на то причины?! Разве не заслуживал он права быть злым?! Но ведь не стал! Ну так почему вот эта тварь – тоже он? Олена говорит, что это стойкость и сила, но разве стойкость и сила настолько страшны? Этого просто не могло быть. Но тем более не могло быть, чтобы Олена лукавила, врала ему. Тут бы подумать, что она ошиблась, не поняла – но Осьмуша чувствовал, что Олене пришлось узнать столько, сколько и сам Осьмуша о себе, может статься. И не знает. Значит, придется принять. Он – Кощей. Новый, воплощенный в живой плоти Мастер Кощей, Бессмертный Владыка Оси Мира.
- Я бы от тебя не стал такого таить, Оленка. – Словно бы оправдываясь перед нею, Осьмуша покачал головой. – Я знал, для чего Кощей меня на свет породил, мне отчим и это рассказал. Но мне и в голову не приходило, что у него получилось. Понимаешь, Олена, я ведь верил, что я это я и есть. Что я свой, собственный Осьмуша, а не просто оболочка для трусливого подонка. Это… Это трудно принять вот так сразу.
Осьмушины излияния прервал звучный треск мертвых сухожилий, когда Осьмуша-Кощей резко взметнул руку, и схватил свою противоположную ипостась за плечо. А схватив – зло рявкнул.
- А придется принять! Слышал, что Олена сказала?! Война идет! Гибнут люди! Наши с тобой люди! Отец наш! И каждое слово твое лишнее это лишняя жизнь! Мы с этим еще разберемся, чья это оболочка! Руку давай!
Отпустив онемевшего от потрясения Осьмушу, его «основа» протянула ему свою широкую, костлявую ладонь мертвеца, ожидая рукопожатия. Осьмуша потратил еще несколько лишних мгновений, решаясь вложить свою ладонь в эту клешню, но затем бросил взгляд на Оленку – и со вздохом решился.
- Ладно! Давай только скорей!
И живая и мертвая ладони соприкоснулись в крепком рукопожатии, от которого иллюзорное мироздание котовских аллегорий взорвалось в лицо Олене колючей белой бурей и свирепым холодом. Но свирепый холод мгновенно сменился на летнюю жару – словно тело окунули в прорубь, а потом сразу же сунули в натопленную баню. Свет утраченного, такого же аллегорического Солнца резанул Олену по глазам, на которых выступили аллегорические, но такие натуральные слезы. А проморгавшись, Олена увидела наконец Осьмушу. Того самого Осьмушу, а не одно из его воплощений – слегка растерянного, усталого, изрядно побитого, но решительного. Взяв Олену двумя руками за ее руки, Осьмуша глядел на нее сверху вниз, как тогда, в Загатье, у костра, только в этот раз уже не улыбался своей вечной радостной лыбой.
- Ну, что, Оленка. Как нам проснуться? Как в сказке? Поцелуем разбудишь? – И не удержавшись, Осьмуша все-таки улыбнулся.
Василий, Данька, Мирослава
- А чего тут сделаешь. – Пожал плечами Прошин. – Нам главное себя не выдать, что на башне тут торчим. Иначе одним залпом всех к праотцам отправят. Второй стрелок найдется. Ладно, изготовились.
Пока Данька осуществлял последние приготовления механической совы, Василий спустился с башни вниз, в подземную часть крепостной стены, чтобы осторожно выползти из самой нижней бойницы. Задача то была не из простых – едва протиснулся. Сползя на сырую землю, Рощин начал спускаться по резкому уклону вниз, к берегу, пользуясь сгустившейся из-за туч темнотой и ухудшившейся из-за усилившегося дождя видимостью.
На самом склоне под крепостной стеной почти не было укрытий. Так, пара одиноких кустов, густых и колючих. Василий глянул ниже, где о уже более пологий песчаный берег плескалась речная вода. Берег был изрыт воронками и завален выброшенными обломками досок от взорванного моста, что плавали еще по водной поверхности. Среди них виднелось несколько мокрых тряпок, бывших когда-то знаменами. Кощеевцы, как видно, в долгу за погибшую на мосту кавалерию не остались, и обстреляли находившихся тут полочан – по берегу лежало шестеро убитых в неестественных позах, а сам песок пропитался багровым. Среди всего этого хаоса тоже нашлось несколько подходящих укрытий.
Вот выбросило на берег перевернутую вверх тормашками рыбацкую лодку вместе с обломками моста – видимо, ею пользовались саперы, закладывавшие под мост заряды. Можно было притаиться на самом мосту, что проевратился в бесформенную груду бревен и камней торчавших над водой в прибрежных районах. Приметил Рощин и валявшийся поодаль труп лошади с разорванным брюхом – вокруг нее уже роились мухи, голодно жужжа и деловито ползая по вывалившимся на речной песок сизым кишкам. Другая лошадь, с разбитой головой и выкаченными наружу глазищами, будто навечно испуганными. Перевернувшаяся набок телега с отлетевшим задним колесом – на ней, видать, перевозили в огромной спешке пороховые бочки для заряда, и последние пришлось уже катить. Опять же, некоторые воронки были достаточно глубоки, чтобы удобно залечь в них. Хорошим укрытием была и подтопленная купеческая ладья, если до нее доплыть – над водой еще торчит загнутый фигурный нос в форме змеевой(от зараза!) головы, а по воде плавают обрывки паруса с лицом-солнцем, вышитым золоченой нитью. Главное, порох не подмочить. Рощину было из чего выбрать.
А тем временем появился и второй стрелок. Почти что кубарем скатился он с уклона, и плюхнулся рядом с Рощиным, мокрый от дождя и чумазый от сажи. Молодой совсем белобрысый парень с широким носом, простой но в меру симпатичный. Шмыгая простуженным носом. Он выдохнул полушепотом, словно боялся, что могут услышать аж с того берега.
- Уф… Здравы будьте, Василь-Всеволодыч! Я это… К вам меня. От воеводы. Пострелять, значится.
Фока, Чернавка
Песня кончилась, как кончается все в этом мире, и пока Чернавка выбирала какую-нибудь другую (не иначе чтоб еще немного поизводить Павла), князь вдруг встрепенулся, чуть отпрянув от окна. А затем выражение испуга сменилось злостью.
- Ах ты падла. – Сквозь зубы процедил он, глядя вниз, за окно. – Вон он. Троян.
Троян действительно был там. Он стоял в саду, прямо под окном, не обращая никакого внимания на дождь. Заметив, что на него смотрят – помахал рукой. И так и остался стоять там, будто и не собирался ничего делать.
Павлу это совсем не нравилось.
- Издевается, сука! Показывает, что может тут как дома разгуливать! Вышел бы сейчас, да эту улыбочку мерзку прямо в кашу размолотил!