Что-то в этой истории было... не то чтобы жестоким, а бесконечно неправильным. Душа Олены, не слишком хорошо знавшая человеческую натуру, застыла в горестном недоумении.
- Не понимаю, Кот. Любовь спасать должна, душу должна... ввысь подымать. От нее - все живое идет, все настоящее, - душа с трудом подбирала слова для самых простых, казалось бы, вещей.
- Чудовище узнало любовь, пожалело дитя... но стало еще страшней, еще погибельней... не понимаю! Так не должно быть! - крикнула она. Веря Осьмуше (а как не верить?), она поневоле надеялась на Псаря, даже на Шепота - что можно поладить с ними. И кончилась эта надежда бестолковой кровавой возней в золотом подвале, когда один сражался за свою любовь против всего мира, а она - наоборот.
Кажется, она поняла, к чему Кот показал ей начало своей истории. Поправить Ось мог только один, потому что это требовало силы большей, чем у любого смертного человека - силы всей, до единой капельки, до последней кровинки... Светящийся силуэт мучительно выгнулся, охватил голову прозрачными руками. Либо одно, либо другое. Всего сразу нельзя. Жизнь Восьмого или весь мир. Шепот вон выбрал.
Вспомнились: два перепуганных малыша и Бабушкин костлявый палец, водящий туда-обратно. Выбирай, говорит, одного отпущу, а не то оба пойдут - один в супчик, другой с кашкой! И она... зажмурив глаза, мотает головой, криком кричит: не надо, не могу, не буду! - а потом сдается: хоть бы один ушел отсюда - тычет пальцем наугад, стараясь другому в глаза не смотреть. Все Бабушкины игры. В них никто не побеждает, кроме Бабушки. Вот и супчик ей, и кашка...
- Я по-прежнему отказываюсь выбирать, Кот. Не хочу. Кто выбирает, тот теряет все сразу, - (И кто не выбирает - тоже, подумалось ей невольно.)
- И ты тоже никого заранее не выбирай на убой, а то у тебя выйдет плохая история. Тебе самому потом не понравится. Мы поборемся, я поборюсь... и будь что будет. Пускай даже надеяться нам больше не на что. У каждого она за плечом стоит, - душа ткнула рукой в направлении остова, мерно шкрягающего оселком о косу. - Так пусть берет свое, только не ради твоей драмы...
Последние слова она, правда, произнесла без особой уверенности. Олена и правда до сих пор не страшилась смерти - оттого, что она ее слишком много видала за свою недолгую жизнь и мало что могла в этом изменить, и оттого, что знала - Мать-Земля и родит, и берет обратно, переваривает плоть и кровавые ошметки, между желтых косточек вырастают цветы и трава, корни молодых деревьев... Мать-Земля одинаково любит всех, а всех слишком много, чтобы всем жить вечно. Одни уходят, другие приходят на их место. Это правильно.
Только последнее время пошатнулась эта старческая мудрость. Как можно так взять и отпустить любимых своих - от себя на волю, в землю, в светлый рай. Как жить-то с этим, как справляться целую оставшуюся жизнь?
Странная вещь любовь. Неправильная.