- Легких путей...
Душа под пристальным взглядом Кота сперва скукожилась в комочек, потом распрямилась обратно. Многое на расстоянии видится лучше. Души не могут рыдать, но от запоздалого прозрения душа молча страдала и только дрожала и раскачивалась, как дерево на ветру.
- Кот, не надо. Не надо никакой замены... в жертву. Кого... вместо? Даню? Маринку? Мирославу? Не надо. Никого. Я не... не принимаю этого.
Какое имело значение, что она принимала, а что нет, чего она хотела и чего не хотела? Что бы ни говорил Кот, выкупом наверняка должна быть не хилая Оленкина душа, а другая - созревшая и сильная, обретшая форму, выкованная в горниле испытаний и страданий, проверенная тяжким выбором... такие большие и гордые слова хорошо выходили у Даньки. Олене они казались порой слишком уж большими и гордыми, даже несуразными. Но они говорили о том, что в Даньке с судорогами и кровью рождалась на свет та самая большая и крепкая душа, способная подняться над собой, вместить многие боли и многие судьбы, и не вознестись высоко, а разделить себя с людьми, болея их болью и любя их не жалостливо и слезно, а... истинной любовью. И Осьмуша был таким же.
Оленка по-прежнему не могла принять то, что именно такие души сгорают прежде других. Вот не могла и все. Почему так бывает, что хорошие люди умирают первыми, а плохим ничего не бывает? Кто это сказал - совсем недавно?
- Кот, я знаю. Я свернула со своей дороги. Я должна была помочь Осьмуше довести до конца его дело. Многое вышло бы иначе, да? Город остался бы цел... Я своих товарищей оставить одних среди боя не решилась, мне этот путь тогда не казался легким. Я думала, это единственно верный путь, а он был... не то что легким, а - не моим. Тяжелей было остаться с Осьмушей, когда в городе товарищи сражались. Должно быть, Шепот прав, я не умею любить по-настоящему. Я тогда не знала, что я так ужасно боюсь смерти. Не моей. Ужасно боюсь. Мне было легче оставить Осьмушу спать, чем помочь ему пройти его путь. Я ему не дала крылья расправить, выполнить то, что он был должен, потому что... Прости, Кот. Я испортила тебе кусок твоей сказки, ее уже не переписать. Сделанного не воротишь. Если ты меня вернешь, я... пройду все, что осталось, до конца, даже если теперь наша сказка оборвалась, как Шепот хотел; даже если я больше не увижу Осьмушу. И я не буду противиться тому, что.... Нет, буду! Кот, ты во всем прав, но... это неправильно! Страдания! Испытания! В них вся соль! Можно подумать, ты этим лакомишься! Неужели выковать несколько геройских душ и затем пожертвовать ими - на этом твой мир стоит, про это твои сказки пишутся? А еще сколько ненужных смертей и страданий? Кощеевцы за Восьмого не только умирают, они - убивают! Целый город! А раньше - целое царство - шестьдесят тысяч человек - в пыль! Кот, я никогда не пойму этой, этой твоей арифметики!