И порешили герои меж собою, что останется с князем и молодоженами Мирослава, Фока да Данька. Мирослава – потому, что из всей компании только она приходится ко двору и она же сразу взяла на себя труд с князем Ростиславом говорить. Данька – потому, что побоялись его в битву большую пускать на случай, если она будет. Ну а Фока… черт его знает, почему. Может, не считали, что он может в большой битве пригодиться и в обороне. Может, чтоб глазастый тать учуял вовремя, не затесался ли кощеевец в число гостей. А может потому, что вор уже положил глаз на какую-нибудь блестящую бирюльку одного из заморских гостей-послов. Всеслав же, чтоб гостей не смущать своим видом страшным, да благодаря силам своим великим, был отослан обратно в город, к солдатам, которые сейчас вовсю готовятся к отражению возможной атаки.
Что же касается Осьмуши – тот после долгих расспросов все-таки признался.
- Среди кощеевцев должен быть мой отчим. – Было видно, что Осьмуша категорически не желает рассказывать этого, ноиначе уже никак. – Он знает меня, я знаю его, несколько его товарищей знают меня, а значит, у меня есть шанс хотя бы к ним подойти! Оленка поможет мне только сыскать их, и я сразу отправлю ее назад, потому что я должен быть один! Любого другого из вас они просто убьют, как только увидят! Мой отчим – хороший человек, он поможет! Мне может удаться остановить их, а если не выйдет словами, чтож… я хотя бы задержу их передвижение. Они наверняка уже где-то близко.
Как только Осьмуша закончил свои путаные объяснения – он рванул прочь. Парень торопился, сшибал по дороге людей, постоянно перед ними извиняясь, а Оленка еле за ним поспевала. Выскочил он из княжьего терема, побежал за ворота, отыскал лошадь, вскочил в седло, подхватил Оленку, помогая ей взобраться на лошадиную спину, и был таков. Он даже не стал дожидаться Рощина, чтобы не объяснять все лишний раз и ему. Только помахал ему рукой, проскакав мимо.
Теперь оставалось только ждать.
Мирослава, Данька, Фока
Прежде всего князь Ростислав кликнул своего воеводу, чтобы он и герои вместе посоветовались. На зов явился немолодой, опытный вояка, одетый хоть по-воински, в доспехи и при мече, однако ж в честь торжества тоже выбравший торжественную форму обмундирования. Кольчуга его блестела, тщательно отполированная, пластины нагрудные были позолочены, как и пряжка на ремне. Ножны были обиты алой парчой, и расшиты золотой нитью. Поверх он носил алый плащ с гербом княжества Полоцкого, а под рукой держа боевой шлем. Выслушав, какая надвигается угроза, он тоже не стал подвергать ее сомнению. Но сразу же предложил.
- Свадьбу надо отменить.
- Что?! – Кажется, Ростислава впервые видели вознегодовавшим. – Я даже тебе объяснять не буду, почему я не согласен! Просто прими это, и забудь!
- Но так было бы лучше! – Настаивал на своем воевода. – Мы бы увезли Павла и его невесту отсюда! Распустили бы гостей! Им бы ничто не угрожало!
- Но… - Ростислав начал, но воевода оборвал его.
- Но что? Сорвется много соглашений и союзов, выгодных нам? – Отгадал воевода. - Я приму вашу волю, светлый княже Ростислав Ольгердович, и смиренно ей подчинюсь. Однако, я считаю, что сейчас не тот час, чтобы думать про державные соглашения. К тому же, что от них толку, если всех послов, с которыми будут заключаться договоры, убьют кощеевцы?
- Но еще ж ничего неизвестно! А вдруг обойдется?
- А вдруг нет? – Воевода выжидающе смотрел на своего властителя.
Ростислав открыл было рот, чтобы что-то возразить, но, не найдя слов, лишь вздохнул.
- Ну, хорошо, хорошо. Ты прав, Прошин. – Признал он. – Я всё отменю. Дай только хоть тост поднять за их счастие. Они так долго ждали этого дня, и для них все испорчено.
- Ничего, княже. Будет еще возможность их обвенчать. Обставим лучше, чем в этот раз. – Пообещал Прошин. – Я иду собирать хлопцев. А вы – он повернулся к героям – коль уж остались тут, подсобите страже в тереме при случае. Я уже усилил посты.
На этом воевода откланялся.
Дальше Ростислав отправился к гостям, сообщать им тревожные вести. Герои последовали за ним. Гости уже находились в большом, просторном зале, где накрыты были огромные столы, буквально ломящиеся от щедрых яств. У героев, даже у скромной Мирославы, и то забурчало в животе, когда увидели они все это изобилие. Да, это вам не скудный дорожный паек, и не кое-как прожаренное на костре или разварившееся в котле мясо без всякой соли и гарниру. Целые туши кабанов, что еще сегодня бегали по лесу, теперь истекали жиром. Длинное блюдо хранило в себе заливного осетра в огурцах да оливовых плодах из Греции. Был, конечно, и запеченный лебедь, и громадная сахарная голова(невиданная роскошь, сахар на Руси был не в избытке), и сотни тушек перепелов. И вина, вина и меды, что черпались ковшами. Каждому подносил ковш с поклоном специальный чашник, называя гостя по имени и предлагая отведать. В иной час эту обязанность брал на себя и сам князь, отмечая так особо понравившихся ему гостей, но сегодня, увы, был не тот день. Посуда вся была сплошь серебряная, фигурная, каждая из трех сотен ложечек и вилочек была вручную украшена резным узором. Гостям было невозможно съесть столько, но есть надлежало помногу – таков уж был обычай. Впрочем, на аппетит никто из них не жаловался.
Князя приветствовали вскинутыми чашками, и единогласным тостом. Сразу видно, Ростислав – любимец здесь. Но загрустивший князь только кивнул гостям, и прошел сразу к молодоженам, что сидели во главе стола, пока еще врозь, каждый – со своей семьей. Слева, рядом со своей счастливой родней, сидела невеста, Забава. Белокурые вьющиеся волосы и большие, ярко-голубые глаза сразу же приковывали внимание лучше роскошных жемчугов на лебединой шейке и прекрасного узора на белом платье. Милое, чуть курносое личико с милыми ямочками, светилось улыбкой и было немного болезненно бледным. Павел, ожидавший своего отца, сидел один, и то и дело обменивался взглядами с невестой. Сын Ростислава тоже был красив – черновласый, рослый, плечистый, с правильным телосложением и почти идеальным лицом, он находился в том переходном возрасте, когда уходят последние мальчишеские черты, и парень окончательно превращается во взрослого, самостоятельного мужчину. В отличие от его отца, что с младых ногтей правил Полоцком, он вступал на отцовский почетный пост практически мужем во всех смыслах этого слова.
Павел сразу понял, к чему идет. Отец расстроен, и ведет с собой монахиню, сопляка в странном доспехе, и прощелыгу с «фонарем» под глазом.Однако он не спешил завалить отца вопросами. И правильно – тот и сам все сказал.
- Прошу тишины. – Хлопнув в ладоши, чтобы привлечь внимание гостей, князь заговорил. – Други мои, гости почетные. Жаль прерывать торжество сие великое, но праздник вскоре рискует обернуться горем. Герои-солнцеходы – Ростислав указал кивком головы на троицу героев – принесли весть, что к городу стягивается черная рать кощеевцев, что пережили Исход. Помыслы их черны, как их доспехи и души. Войскам отдан приказ готовиться к обороне. Вы же можете уйти до того, как затворят все ворота, или остаться здесь, под защитой доблестных моих воинов и героев. Венчание и свадебный пир придется перенести на другой раз.
Гости недовольно и обеспокоенно зашумели, но паники посеяно не было. Лишь несколько человек спешно подхватились со стола и заспешили уходить. Остальные же, как видно, считали, что безопасней будет в княжеском тереме. Один из гостей, тучный боярин в соболиной шубе и бобровой шапке, мудро рассудил.
- Я так считаю – ежели и нападут, то их в бараний рог скрутят, гадов. Не пропадать же добру! Останемся! А молодых можно и здесь обвенчать. Тут же где-то был митрополит!
- Здесь он! – Отозвался какой-то бородатый воин, заглянув под стол. – Только его бы разбудить! Слаб стал старикашка, не тянет.
Легкомысленные гости разразились дружным смехом.
А вот Павел их веселого настроя. Раздраженно покачав головой, он проворчал.
- Принес же черт «гер-роев».
- Не расстраивайся. – Мягко ответила Забава своему жениху. – Мы столько лет ждали, в сравнении с этим и год лишь минута. К тому же, а вдруг и правда обойдется?
- Да все равно. Какой уж праздник, когда тут целая война грядет. – Однако павел немного повеселел, и рассмотрел поближе героев. – Да, а по вам и не скажешь, что это вы и есть. Монахиня, отрок да мужик. Неужто сбеднела земля русская богатырями?
- Ну Паша! – Забава обиженно надула губки. – Что же ты гостей так сневажаешь? Вы простите его! Он просто немного расстроился! Присядьте, угоститесь с дороги!
Василий, Маринка, Всеслав
Возвращаясь из Спасо-Евфросиньевского монастыря вместе с Мариной(Соловей остался, изъявив желание поговорить с Настасьей, которую не видел уже столько лет), Василий обнаружил, что в его отсутствии кое-что успело поменяться. Радостные переливы колоколов сменились на тревожный перезвон, и улицы города стали стремительно очищаться от празднующей толпы. Торговцы принудительно закрывали свои лавки, солдаты начали беготню и возню. Оживились наблюдатели на стенах, а к ним шли из казарм отряды. Возгорелись под стенами костры, на которых должна разогреваться смола. Снаряжались в дорогу разведчики, чтобы потом загодя предупредить о близости врага. Вестовые и глашатаи заголосили на каждом перекрестке.
- Люди добрые! Ворог лютый идет по наши души! Хоронитесь, кто куда может! Все, кто в силах держать оружие, явитесь к воеводе Андрею Прошину!
Что же, Ростислав явно воспринял дурную весть всерьез, а не отнесся к ней с характерным для него легкомыслием, о котором немало рассказывали даже родители Василия. Дурная кощеевская слава сыграла на руку.
В какой-то момент мимо Василия и Маринки галопом пронесся на коне Осьмуша. Его было легко узнать по его алому плащу. За его спиной, крепко держась за пояс парня, болталась Оленка. Дерзкий парень, заметив княжича, махнул ему рукой, и крикнул «все будет хорошо!». Верный признак, что он задумал что-то, что обязательно не понравится Рощину-Холмскому. Подробней о том он мог узнать, когда у ворот княжеского терема встретил Всеслава, бредущего за кряжистым мужиком в хорошем доспехе – не иначе здешний воевода. И вряд ли Рощину бы понравилось, когда он услышал о том, что Осьмуша там задумал. Но жаль, предусмотрительный бывший дружинник сделал все, чтобы ему можно было проскипидарить зад уже только после того, как он исполнит свою сумасшедшую авантюру. Если еще жив останется.
Мужик действительно оказался воеводой, Андреем Прошиным. Сразу же опознав в княжиче бывалого воина, он поприветствовал его, представился, и объяснил расклад.
- У нас в городе где-то четыре сотни в дружине. Наготове сейчас где-то сотня, другие спешно ставятся в строй. Мужики они сердцем горячие, нетрусливые, но бивали разве что разбойничьи ватаги. Драться с обученным войском им не приходилось, с кощеевцами тем более. Я и сам, признаться, только мерзлых видал, вроде вашего этого… - Прошин кивнул в сторону Всеслава. Василий заметил, что Прошин, в отличии от других людей, не ежится и не втягивает мимодумно голову, стоя близко к рыцарю ордена Искариотов. Похоже, не врет. – На северах служил, на Нарьян-Марской заставе. Боюсь, как бы не дрогнули мои, увидав какую-нибудь чертовщину. Пушек у нас тоже негусто, порох есть, да долговато он лежал без дела. Но стены надежные, и ворота крепкие, быстро они не прорвутся. Расскажите, что вы про кощевцев знаете, как и где их видели, что у них есть.
А потом глянул на Всеслава.
- Ишь ты, и приручили ж мерзлого. Где вы его взяли-то, неужто сами на северные границы мотались? Он вас понимает? На моей памяти, они даже речи человечьей не разумели, и сами немые были. Жуткое дело.
А пока они говорили, то приближались к крепостным стенам, где уже спешно строились воины, готовясь встречать своего командира.
Олена
Осьмуша с Оленкой успели проскочить через городские ворота до того, как начали их затворять. Голубоглазый не щадил коней, торопясь в путь, а Олена прямо на скаку успела подговорить нескольких птичек сыскать кощеевское войско или разузнать про него новости у своих летающих товарок. Войско ведь не спрячешь так просто, их наверняка видели многие звери и птицы, даже если идут они разрозненно и самыми глухими тропами. Олена однако успела заметить, как за воротами проводил их взглядом молодой черноволосый парень, укрытый черным корзном с вышитым змеем Смоком. Нехорошо посмотрел он вослед Осьмуше и Оленке, ох нехорошо. Но Осьмуша был полностью поглощен предстоящим.
- Оленушка! – Позвал он, пытаясь перекричать топот копыт и свист ветра в ушах. – Ты мне только помоги кощеевцев сыскать! А потом – сразу назад! Обернись голубкой, как ты умеешь, да лети скорей к героям! Знаю я, что и там не будет тебе безопасно, но там у тебя побольше будет надежных друзей и защитников. Но если ты в самое логово кощеевцев со мной отправишься, то не уверен я, что смогу один тебя от смерти уберечь! Пообещай мне, что вернешься!
Через какое-то время Осьмуша сбавил ход, чтобы поговорить спокойно, и, полуобернувшись к лесной колдунье, заговорил.
- Олен. Я… Я не все тебе сказал. Всем, в смысле. – Снова этот неуверенный тон, словно из Осьмуши тянут слова щипцами, или он с трудом выталкивает их из горла, пока они противятся. – Не уверен, что им стоило так рано обо всем этом узнать, но ты идешь со мной, и к тому же я люблю тебя. Так что, я думаю, ты должна знать все.
Осьмуша тяжело вздохнул.
- Мой отчим. Другие герои зовут его Псарем. Кажется, он верховодит всем этим кощеевским заговором. Но ты не думай. Он хороший человек! И он не должен вот так просто погибнуть. Я просто хочу понять, почему он это делает, и удержать его и других от того, чтобы и дальше гибнуть и убивать. Дело ведь не только в этих метках да обетах, я уверен! У него их нет! И не в том, что он хочет отвоевать у Ивана трон дл чего бы там ни было! Он сам с мальства учил меня отпускать прошлое и не жить старой враждой!
Нервно сжимая поводья, Осьмуша дал Олене переварить эту информацию, а потом заговорил снова.
- Мне, наверное, надо было раньше сказать все это. И начать действовать. Еще тогда, как Василий и другие в Новгороде шли бить кощеевцев и Шепота. Да все сомневался я, не верил до последнего. Олен, я ведь… Отчим мой Кощею служил, но… - Раз за разом пытаясь начать «правильно», Осьмуша сдался наконец сказал. – У меня и отец был, Олена. Тот, кому они давали свои клятвы, и в честь которого выжигали клейма на коже. Потому я и думаю, что могу стать их головой. Прости, что так долго скрывал. У меня были причины.