Мирослава, Данька, Всеслав, Оленка, Фока
В отсутствие Василия, члена рода княжеского, носящего фамилию двух киевских боярских родов, задача попасть в палаты князя Ростислава на празднование свадьбы из трудной превратилась в невозможную. Если монахиня и голубоглазый воин еще могли вызвать какое-то доверие, а девушка в простом платье и отрок в странной одежке хоть не выглядели опасно, то помятый прощелыга с фингалом точно не был бы желанным гостем на торжестве, а при виде грузного силуэта в железе, от которого веет холодом стража и вовсе напряглась, и покрепче перехватила оружие. Однако, героям и тут улыбнулась удача, ну или благосклонен к ним был Хранитель. Когда герои уже подходили к воротам выслушивать безапелляционный отказ от княжеских дружинников, Осьмуша вдруг отвлекся, и не сдержал радостного вскрика, завидев еще одного гостя, направлявшегося туда же.
- Эй! Это же вы! Вы! – Восхищенно восклицал бывший орловский дружинник. – Змееборец Катигорошек! Вы живой!
Осьмуша не вполне вежливо указывал рукой на старого уже, но крепкого и сильного, богато одетого мужчину. Его пожилой возраст выдавала седина тронувшая роскошные усы, да широкий оселедец, свисавший с бритой головы на левую сторону лица. Расписанная орнаментом шелковая рубаха едва не трескалась на могучей груди. Широким поясом были подпоясаны широкие красные шаровары, а хвосты пояса, украшенные кистями, свисали до колен. На ногах у человека были красные сапоги с железными носами. А самым заметным предметом была висевшая за спиной чугунная булава таких размеров, что, пожалуй, сгодилась бы и самому Илье Муромцу. Уродливый шрам, перетянувший его лицо поперек, и проходивший прямо через глазницу, в которой отсутствовал глаз, придавал мужчине вид грозный и суровый, даже злой. Однако впечатление это ушло, когда он разглядел Осьмушу, и улыбнулся ему.
- А чому ж мені не бути живому? – Поинтересовался Катигорошек с усмешкой. – Дихаю ще сяк-так, кашляю. Ой даненько ж мене так не називали. А ти, значить, з князівства Орловського, з земель побратима мого бідного, якого Чорний Витязь поганий вбив?
- Ага. Осьмуша я. Осьмуша Голубоглазый. – Представился Осьмуша, сияя радостной улыбкой. – А это…
- Герої-сонцеходи. Вже зрозумів. – Благосклонно кивнул богатырь-змееубийца. - Ходiмо, я вас проведу. Ну то що, де Кощій Сонце заховав?
Маринка, Василий
До Спасо-Евфросиньевского монастыря было рукой подать, так что долго ходить не пришлось. Хоть и был объявлен молебен в честь свадьбы Павла и Любавы, однако ж прихожан много не набралось. Миряне предпочитали пировать и праздновать, и только самые набожные и самые старые жители Полоцка собрались сегодня под крышей одноглавого белокаменного собора. Звонница не умолкала, и переливы колоколов отдавались болью в голове Чернавки. Нервничала и Акулина – против воли шевелились на той руке пальцы, пытаясь сложиться в змеиную голову. Через главный вход Соловей благоразумно не повел дочь – там пришлось бы осенять себя крестным знамением и кланяться, а такого она себе позволить не могла. Отправились через черный ход.
У встретившегося послушника спросили про Настасью, знакомую Соловья. Послушник сказал, что монахиня сейчас с прихожанами, но он ей сообщит, и попросил подождать. Ну а потом и сама Настасья вышла навстречу неожиданным гостям.
Соловей так привык, что данная Хапиловым новая плоть не подвержена старению, что совсем позабыл о том, что у других нет такого дара. Поэтому он был совершенно ошарашен, когда предстала перед ним не несовершеннолетняя, не в меру добрая дочка жестокого правителя, а уже взрослая, далеко за сорок лет, женщина в скромном монашеском одеянии. А вот она совершенно не удивилась тому, что Соловей стоит перед нею ничуть не изменившимся. Но отметила это.
- А ты все такой же. – С улыбкой произнесла монахиня. – Совсем как я тебя помню. Сколько лет прошло?
Проигнорировав второй вопрос, Соловей бережно взял монахиню за руки, и коснулся лбом ее лба. В голосе Соловья зазвучала теплота, которой никто и никогда от него не слышал. Даже его жена и его дочери. Наверное, это было обидно.
- И ты тоже ничуть не изменилась, Настасьюшка. – Чуть сжав ее руки, Соловей отстранился, и счел нужным представить своих спутников. – А это со мной Василий, и Марина, моя дочь.
- Узнала. – Отпустив руку Соловья, матушка Настасья подошла прямо к Чернавке и с такой же теплой и открытой улыбкой поприветствовала ее. – Здравствуй, Марина. Я давно хотела с тобой познакомиться.