Олена все время так у дверного косяка и простояла, ручки сложив, как на молитве: ну пожалуйста... пожалуйста... Все ждала: сейчас один скажет: я погорячился... ага, сказал. А другой сейчас скажет: я озлился. Скажет: я товарищам всегда верен буду, никогда не брошу, прикрою. Вокруг летали слова, слова... много слов, вились они как туча комарья, зудели, роились, ненужные, докучные и бессмысленные. Слушала она, наморщив лоб от желания понять, кто кому что сперва и потом сказал... спросил, пошел... Речь-то не об том. Матушка ясно сказала: нам с тобой теперь будет боязно плечом к плечу стоять. Как с этим быть? Тут много слов не надобно. И все выходило к тому, что каждый может отойти в сторону, если ему так нравится.
Скучно стало Олене. Глаза у ней сделались тусклые как у дохлой рыбы. Посмотрела она на красивое лицо гусляра - насквозь, как смотрят на пустое место. Потом опустила голову и стала рассматривать свои обгрызенные ногти.