Василий, Лелислав, Фока, Данька, Всеслав
Гусляр успел только развернуться, когда Всеслав одним ударом превратил дверь «Плакучей Ивы» в груду переломанных досок, разлетевшихся по всему помещению. Это, поначалу, не вызвало большого ажиотажа со стороны «посетителей» - одноногий старый корчмарь остался на месте, равно как и личность в капюшоне. Последний даже улыбался, демонстративно, напоказ, будто ничто в этой жизни не трогает его, а такие вот выходки являются обыкновенным мальчишеством, над которым умудренный опытом старый воин только смеется. Но, когда они увидели кто именно вломился к ним, их улыбки мигом померкли, сменившись встревоженными гримасами. Корчмарь тут же выхватил откуда-то самопал,а сидевший за столиком тут же появился прямо посреди комнаты. Как произошло это перемещение, Всеслав почему-то не разглядел, равно как и не разглядел, почему вся грубая и хлипкая мебель разлетелась к стенам, освобождая место для боя. Еще через мгновение открылись другие двери, и помещение пополнилось еще двумя кощеевцами, уже в своих некогда роскошных, а теперь являющихся лишь тенью былого лоска, доспехах.
А когда из-за спины Всеслава появился Василий – на лицо старика в капюшоне снова вернулась улыбка. Он вскинул ладонь, приказывая своим не торопиться бросаться на врага. Кажется, он желал поговорить.
- А вы умеете удивлять… герои. – Последнее слово капюшонник произнес с явной насмешкой. –Эй, железка, а мы с тобой раньше не встречались?
Всеславу все эти лица тоже казались очень знакомыми. Но память была словно в тумане, и ничего, кроме смутного ощущения узнавания у Всеслава не было.
- В городе ходили слухи о том, что объявился мерзлый воин Бессмертного. – Продолжал рассуждать капюшонник. – Но такого доспеха я не припомню. Впрочем, неважно. Вы все равно уже здесь.
Стащив с головы капюшон, кощеевец явил свое лицо – обезображенное шрамами и глубокой старостью лицо с водянистыми глазами, впалыми щеками, выделяющимися скулами и крючковатым носом. Его уши были похожи на два куска оплавленного воска, а на голове не осталось ни единого волоска. От кощеевца даже пахло таким характерным запахом старости. Он отдаленно был похож на вурдалаков, как их описывали сельские мужики. С большим трудом в нем угадывался юноша, каким запомнил его Всеслав. Его звали Шепот – личный убийца Кощея, подчинявшийся лишь ему самому, человек-тень, в самом буквальном смысле этого слова. Сам Шепот тени не отбрасывал, но зато по слухам мог растворяться в них, становясь бесплотным и неосязаемым. Его задачей было вылавливать и убивать врагов Кощея прямо в его стане, и эта участь ждала любого, кто хотя бы сомневался в Бессмертном Владыке и его методах. И теперь этот самый шепот, напрягшись, терпеливо ждал следующего хода героев, почему-то не желая атаковать первым.
Чернавка, Мирослава
Это только кажется, что все так просто – бери да веди солдат поверху, следя за тоннелем. Но это ведь Новгород – здесь прямых путей никогда нет. Город имел тесную застройку, и к тому же был очень людным. А люд новгородский не привык к дисциплине воинской да почтению к людям ратным – они были заняты собой и своими делам, и не глядели по сторонам, а потому не слишком охотно расходились перед черной девой, следующей за ней монахиней и отрядом из десятка с половиной молодцев в доспехах. Все это здорово замедляло движение. Потом еще и пришлось отклоняться от маршрута, когда тоннель прошел прямо под городской стеной, и пришлось идти через ближайший проход. Поэтому к тому моменту, когда вся компания выбралась из города и спустилась к выходу из тоннеля – кощеевцы уже заканчивали свои приготовления.
Кощеевцы нашлись у берега реки, когда несколько груженых добром лодок отплывали от берега, двигаясь, по видимому, к кораблю, который на спущенных парусах дрейфовал на середине реки. Корабль с виду был обыкновенным купеческим судном, но даже отсюда было видно, что там кишели кощеевцы, подымая на борт доставляемые лодками грузы. На берегу остался только отряд из десяти бывших воинов Бессмертного Владыки, и три лодки, выволоченные на берег, в которые не успели загрузить сундуки и ящики.
Отряд новгородских дружинников и двух женщин было трудно не заметить, так что кощеевцы встретили их готовыми. Бросив в лодку еще несколько ящиков, «черные» столкнули суденышко в воду, и один из них тут же запрыгнул на весла, принявшись грести изо всех сил. А остальные – построились боевым порядком на берегу, изготовив к бою мечи.
Дружинники в большинстве своем были молодыми хлопцами, знавшими кощеевцев только по рассказам стариков. И при виде черных доспехов и пустующих черных провалов на месте лиц, они испытали некую робость и неуверенность. Их командир был стар и умудрен опытом войны – и потому при виде их он испытал неподдельный страх. И все же именно он вскинул свой меч, и отдал приказ.
- Вперед, вои! Отправим этих старых пердунов в Ад!
Над лесом грянул боевой клич новгородской дружины, с которой воины пошли в атаку. Кощеевцы же молча ждали, когда расстояние между ними сократится до минимума, чтобы встретить натиск новгородцев.
Оленка
Торквальд совершил быстрое движение рукой, и успел поймать Оленку за плечо, останавливая ее.
- Не торопис. – Приказал он, пристально рассматривая птичку. – Возможно, Вольк тоже делает нам ловушк.
Щуря свои старые, но все еще острые глаза, Гримм рассматривал улетающую в чащу птичку, а затем с некоторой долей облегчения все-таки сказал.
- Она – не Вольк. Это есть точно. Но я опасайся, что она как Вольга. Запугана Вольк, и выполняй его воля. Нужно не спешит.
- Так дядя Гримм. Мы же ищем его логово. – Пожал плечами Осьмуша. – Нам все равно туда.
- Я не уверен, что нас вести к логов. – Сдержанно ответил егерь. – Но хорошо. Мы пойдем. Очень тихо.
Сказано – сделано. И герои отправились дальше, вглубь чащи, не спеша и ступая со всей возможной осторожностью. Торквальд обладал удивительной ловкостью при передвижении по лесу. Его массивные охотничьи сапоги касались земли как перышко. Под его ногой не хрустнуло ни веточки, почти неслышно шелестели сухие листочки, и даже через заросли он проходил аккуратно, медленно убирая с пути ветки и проходя дальше. А вот Осьмуша по лесу ходить хищником не умел. Как ни старался молодой воин, а то и дело выдавал себя то ступив не так, то обломав что, то бряцнув кольчугой или ножнами. Каждый раз Торквальд шикал на него, и даже пару раз показал свой суховатый старческий кулак. Хоть кулак был и не так уж впечатляющ, но Осьмуша опасливо втягивал шею и понурял голову.
Однако опасности пока не было. Волк Франца не чуял поблизости своего страшного сородича, и вообще не улавливал никакого движения, кроме их собственного. А птичка летела все дальше в лес, в непроглядную чащу, где было так темно, что героям приходилось идти чуть ли не наощупь. Но больше темноты пугало безмолвие, нехарактерное для леса. Тишина прерывалась только шелестением ветра в густых кронах, спутавшихся над головами героев, да чириканьем птички, которая издавала звуки, чтоб люди ее не потеряли. Деревья и кусты вокруг росли густо, а земля была завалена листьями и старым валежником. И до Волка здесь было трудно пройти, а уж после него – и вовсе гиблое дело. Но Торквальд вопреки всему находил путь, и цепочкой вел за собой других героев, приказав им держаться друг за друга, чтобы не потеряться.
Через какое-то время Торквальд остановился. Жестом приказав пригнуться, охотник сам припал к земле, укрывшись за кустарником, и подполз к валяющемуся поперек сучковатому бревну, заглядывая за него и прислушиваясь. Там, впереди, примерно шагах в двадцати, виднелось легкое мерцание света, и доносилось… Да, это определенно детское всхлипывание и неразборчивое, отрывистое бормотание. Тихий голосок говорил что-то короткое, раз за разом, раз за разом, с одинаковым интервалом. Охотник молча обернулся к своим спутникам, чтобы вопросительно кивнуть им. Осьмуша на этот кивок только плечами пожал, и так же вопросительно кивнул Олене с Францем.
Франц в ответ потреал по загривку своего волка, и указал ему пальцем вперед. Оленка расслышала ответ Волка.
- Большой там был. Но сейчас нет. Запах сильный. Но старый. Он отошел.