- Не, на свете-то я уже был. - Уверенно сказал Осьмуша. - Самый конец застал, как четыре года было. Ну, может пять. В общем, и помню что-то уже, а все ж дитё несмышленное.
Шмыгнув носом, Осьмуша усмехнулся.
- Отвару б сейчас хорошо, да. Хоть что лишь бы тепленькое. - И парень продолжил рассказ. - Шрамы это ерунда, это все потом получено. Я ж драться хоть и с детства учен, а все ж не так сильно умею. С чучелами воевать да с учителем деревянными палочками тыкаться - это ж не с живыми, вот. И не по себе как-то, как по живому существу железкой бьешь. Не могу привыкнуть. Вот и достается мне от раза к разу.
Как-то стыдливо опустив взгляд, Осьмуша почесал голову, хотя она совсем не чесалась. Просто руки в покое держать не мог, вот и то чешется, то ерзает, то рубаху теребит. Обычное дело.
- А померзнуть мне еще малому пришлось. Дом мой разорили в те темные времена. А мы ж еще и побрать ничего толком не успели, так все быстро случилось, похватали кто одёжку теплую, кто коней с санками, кто меня - и бегом оттуда. С тех пор и мотались по свету, угла себе искали. Вот и промерз.
Свою историю Осьмуша рассказывал все так же легкомысленно, как говорил о любой другой вещи. С улыбкой легкой, с ясным взглядом голубых глаз, временами пожимая плечами, мол "что уж поделаешь",