- Даня, это ты верно сказал. Я о том же думала: нет у меня от него лучше средства, как Мать-Землю о помощи просить. Лишь она одна и сладит с ним. Ни дереву, ни иной живой твари, летучей иль рыскучей, против него не выстоять. А ты какое свое рукодельное орудие думаешь пользовать? Может, пуля серебряная его возьмет? Оборотней берет... только он не оборотень. Даня, может, ловушку какую умную смастеришь?
******
Вот стоит в лесу избушка. Из двери тянет знакомым запахом - сырым, душным, будто немного кислым. Сколько не беги, не убежишь, лети - не улетишь, сделаешь круг да обратно вернешься. Ком тошноты подкатывает под горло, грудь холодеет и ноги делаются ватные. "Маленькие" - это козлята. Детки козы. Пусть Осьмуша думает, что это она испугалась свежей крови и мяса. Так лучше. Да еще он так заботится, так ее бережет, словно дитя малое, невинное. Так приятно это, что не сказать даже; а она ему врет-не краснеет, дитятком притворяется. Совестно Олене стало. Она неловким движением отвела Осьмушину руку, сказала деревянным голосом.
- Мне надо на избушку взглянуть, братец. А внутрь не пойду, чего там ходить, съел он козлят-то. И Дерезу тоже съел небось. Бедные. Пусти, Осьмуша. Не бойсь, не сомлею. Смотри-ко, Хальквард, там пучочки травы-волкобоя у косяка привешены, такие же, как те, что я тебе давала. Выходит, коза про волка знала, от него козлят берегла, да не уберегла. Бедные... Тут охранные чары какие-то наложены на дом, сильные. Как он тогда сумел войти, я в толк не возьму! Хальквард, а зачем ему размер менять? Может, чтобы в избушке поместиться? Прежние-то следы куда как больше были!
Нет нужды в домик заходить. Да и не зайти ей, там же чары.
- Есть кто живой, зверь ли, человек ли? Отзовись!
Так уж крикнула, ради очистки совести. Ясно же, нет там никого живого.