- Это ты, конечно, верно сказал, отрок. - Проговорил Осьмуша в ответ Даньке. - Про солнце тут ничего не сказано. У тех героев, как я помню, тоже про солнце ничего не говорилось. Только про похороны. Но как-то сами дошли, сами решили идти мир спасать. Наверное, и вы тоже решить должны. - Тут Осьмуша скептически осмотрел двух подростков. - Да, выгляд у вас не больно геройский. Но Хранителю лучше знать, кого для сказки своей выбрать, значит сгодитесь вы в нелегком путешествии.
Рассуждая так, вывел "герой" Даню и Оленку на тракт широкий, и продолжил вести свою речь.
- Ерыжка-то... Он, как слыхал я, был придворным шутом у Кощея Бессмертного в замке. Я лично ничего про тот замок не знаю, что там деялось, да как жизнь шла. А интересно бы знать. - Осьмуша вздохнул. - Видно, и правда было там что-то эдакое, темное, что перекроило его. И других тоже. А чего они ополчились? А просто наказ у них, кощееву волю последнюю исполнить. Вот и не могут после Исхода дожить остаток дней спокойно, на сражение идут с героями, что взялись Солнце искать.
****
Долго ли, коротко ли, а вывела Олену и Даньку дорога из лесу. Шла тропинка вдоль берега речки неспокойной, что переливалась под алыми отсветами чуждого неба. У дороги - помянутая Осьмушей перевернутая телега. Догнивала она в овраге, стреноженная и поломанная, с торчащим кверху колесом, а вокруг были раскиданы бочки да ящики. Что при падении не разбилось - то давно люди уволокли. Чуть поодаль - кости лошадиные, да непохороненные человечьи останки, по большей части растащенные хищниками. Видать, не повезло кому-то в дороге, нарвался на какое чудище, и встретил тут свой конец, чтобы в будущем стать ориентиром для Осьмуши Голубоглазого, ищущего Олену, чтобы доставить ей письмо от Кота-Ученого. Наверное, есть в этом какая-то своеобразная жестокость.
Чуть дальше перешла честная компания через брод на другую сторону речки, промочив свои ноги в холодной, словно лед, воде. А там и снова на тропу взошли, которая, извиваясь, шла прямо к одинокому дому на пригорке. Все было в точности так, как описывал Осьмуша - дом в былом был не из бедных, не гнилая, закопченная крестьянская хата, а жилище человека зажиточного, с большим хозяйством. Сложенное из аккуратных бревен строение в два этажа было построено для жизни в удовольствие, и вложено было в это немало труда и любви. На окнах красовались расписные ставенки, фигурка петушка венчала конек крыши, резные деревянные украшательства на фасаде. А кроме дома был еще амбар, сарай для скотины, колодец и сложенные стопкой дрова у стены. На бедность тут точно не жаловались. И сильно за богатство свое не боялись, хоть и жили вдали от людей - забор был невысок, редок, и сквозь него было видно все подворье.
Но как и говорил Осьмуша, дом этот был несколько запущен. Боковые стены заросли чахлой, колючей лозой. Покосилась расписная ставенка с поблекшим рисунком, и теперь поскрипывала и стучала на ветру, что было слышно и отсюда. Забор тоже несколько покосился, и даже брешущий в будке пес на длинной цепи боялся на него заскакивать, чтобы не поломать. И, конечно, росла там яблоня, большая, неухоженная, чахлая, но все же еще плодоносящая. Странно, но у ее подножия валялся коровий череп. Яблоня эта почему-топривлекла внимание олены. Было в ней что-то не то. Клонилась она, качая ветвями, а ветра ведь толком и не было. Хотя, наверное это только кажется.
На лавке у доа шептались о чем-то три девицы. На путников они бросали короткие взгляды, шушкались и показывали пальцем совершенно не стесняясь. Главным образом их внимание было обращено на Осьмушу. И тот, похоже, получал от этого определенное удовольствие. Когда компания дошла до забора, Осьмуша аккуратно облокотился на него(забор заскрипел), и задорно, по-мальчишески, кликнул девиц.
- Эй, девицы-красавицы, не угостите ли доброго молодца яблочком? - И добавил дурашливо. - Какая мне яблоко скорей принесет, на той сразу и женюсь!
Через миг Осьмуша сильно пожалел о своих неосторожных словах. Девушки разом вскочили, и когда парень как следует их разглядел, то со звучным "ох ё...!" отскочил от забора, едва его не поломав. Дело было в том, что все три девушки, издали казавшиеся совершенно обычными, вблизи выглядели странно и даже жутко. При совершенной их одинаковости что во внешности, что в движениях., обладали разным набором глаз. У первой глаз был всего один - большой такой, похожий на очищенное яйцо. Зато у третьей глаз было аж три - лишний красовался во лбу, и все время смотрел прямо перед собой. Будто бы еще в утробе матери одной из сестер досталось немного больше, чем другой. У второй сестры с количеством глаз было все нормально, но это делало ее лишь немного менее страшной. Во всех их глазах - по сути лишь ярких, снежного цвета белках с крошечной, еле заметной точкой зрачка - не было и тени человечности, и проблеска мышления или эмоций. Словно не глаза это были, а просто смотровые щели, через которые из глазниц трех сестер взирало на мир нечто враждебное человеческому роду. Их взгляд невозможно было выдержать без содрогания, и Осьмуша был не исключением из этого правила. Он поспешно отвернуля, и промямлил.
- Хотя, может и не надо, может я лучше потом зайду. - И шепотом добавил. - Лет через триста.
Но куда там - сестры, похоже, восприняли это обещание всерьез. Они наперегонки бросились к яблоне, и принялись прыгать, скакать, трясти несчастное дерево, чтобы сорвать хотя бы один плод. В ход пошли и визги, и брань, и вялые попытки оттолкнуть друг дружку. Но яблоки достать оказалось задачей не из легких - дерево закачалось только сильнее, выше подымая ветви в тот самый момент, как одна из сестер почти дотягивалась до яблочка, и хлеща по рукам и лицу другую.
- Что это тут творится? - На шум из дома вышла, по-видимому, хозяйка подворья, немедля остановив паноптикум этой своей волевой фразой. Сестры тут же бросили свое занятие и отошли, капризно ноя и выпутывая из волос обломки сухих веточек.
Хозяйка была женщина немолодая, но все еще красивая, ухоженная, и с чертами благородного происхождения - это было заметно и в манере держаться, и в походке, и в жестикуляции. Черноволосая, с алыми, сочными губами, с глубокими глазами зеленого оттенка. Ее возраст выдавала лишь седина, тронувшая волосы да морщинки в краях глаз и губ. И голос - он тоже был каким-то старческим, если можно так выразиться. Позади нее семенил мужчина - горбящийся, словно старавшйися спрятаться за женой, и выглядевший значительно проще нее. При взгляде на эту пару сама собой напрашивалась поговорка "не по Сеньке шапка". Рубаха, телогрейка, стрижка под горшок, усы - таких мужиков часто можно было увидеть на ярмарках, торговавших тем, что дает их хозяйство.
Заметив героев, женщина приветливо улыбнулась.
- О. Гости. Давно у нас не было гостей, а ведь здесь временами так одиноко... Ну, стало быть, теперь я вас просто так не отпущу. - Фраза прозвучала зловеще, так что женщина добавила. - Без обеда горячего, бани, да и одежу вашу постирать нужно. А яблоками сыт ведь не будешь. Ну открывай калитку, Рыгор!
Мужчина тут же поспешил к калитке, и раскрыл ее перед путниками, старательно смотря куда угодно, но не прямо на них.
- Милости просим вас, гости дорогие! - И тут мужчина вдруг ожил, заулыбался, выпрямился. Это он заметил кольчугу на Осьмуше. - Да быть не может! Неужто орловец?! Я же тоже у княюшки Алексея, да у воеводы Мстивоя Железного служил! Ох и деньки были!
- А-ага. - Осьмуша будто и сам усомнился в своей принадлежности к дружине покойного князя Алексея Орла. Потом глянул на свою босую ногу. Потом - на Даньку и Олену. - Вот видите. Добрые люди тут живут. Ну что, пойдемте?