Все путешествие заняло около шести суток. По крайней мере, если верить большим песочным часам Никаса, которые тот исправно переворачивал при необходимости. Старания Лелислава и молитвы игуменьи обеспечили несколько дней спокойного, даже скучного плаванья. Море было спокойно, бескрайне и однообразно, да и ветер с охотой наполнял паруса, не принуждая экипаж становиться на весла. Пение, к тому же, нравилось и морякам. Даже Малах отмечал.
- Вот я не прогадал, когда вас взял на борт. С вами веселее, песни поете, на гусельках тренькаете. А с Орлом была скука смертная, только и болтал про свое Солнце. «Солнце то, солнце сё». Тьфу ты, царство ему небесное.
Чернавка, устроившаяся на носу корабля на пару со смотровым на самой высокой мачте, вовремя углядывала пики острых скал, едва торчавшие из воды. Налети на один такой – и пробоина будет такая, что корабль тотчас же пойдет ко дну, а заметить их ой как трудно. Но обошлось.
Сокол сэра Поундса время от времени покидал хозяина, чтобы вернуться с какой-нибудь рыбой в когтях. Птица тоже нуждалась в развлечениях, что поделать. Зато и себя кормил Сокол Ясны Очи, и волка, который был с Францем. Волк кстати в море чувствовал себя не слишком комфортно, о чем постоянно и в самой издевательской манере напоминал своему спутнику.
Остальным же приходилось маяться от безделья, морской болезни и однообразности пейзажа. Кругом только море до самого горизонта, да призрачные огоньки, которые плыли в туманной дымке над водой, и иногда садились на мачты и нос корабля.
Однако через некоторое бесконечно долгое время одиноко плывущий в море корабль был все-таки замечен вечно голодными обитателями подводных глубин. В первый раз героев разбудил сильный толчок в дно корабля откуда-то снизу. Толчок был мощный, встряхнуло так, что попадало все не прикрепленное к полу и стенам, включая и самих героев. Несколько бомб образумили чудище, но с тех пор кораблю не было покоя. Корабль Малаха так и норовили потопить все твари, у каких хватало на это сил. От одних просто убегали, подняв побольше парусов. Других отгоняли выстрелами из пушек или бросками бомб – на деле просто бочками с порохом и железными иглами, да утяжелителем в виде камня. С некоторыми приходилось вступать в ближний бой – например отсекать щупальца, которыми огромный кальмар опутал Малахово судно, и пытался враскачку его перевернуть. Слизь, покрывавшая щупальца, оказалась ядовитой, и из-за нее скончался первый из разбойников. Малах позволил друзьям проститься с усопшим, а потом приказал просто сбросить его в воду.
Потом твари стали налетать и с воздуха. Крылатые чудища с широким размахом крыльев и длинными ногами с кривыми и острыми когтями гнездились на скалах, и целыми стаями пикировали на судно, крича раззявленными во всю ширь пастями, и пытаясь выхватить кого-нибудь. Они умудрились утащить двух моряков, но это далось им дорогой ценой – стрелы и пули героев, а также смачный свист Соловья заставили многих из этих созданий самих стать добычей. Одна такая, подраненная в крыло, на скорости врезалась прямо в палубу, продавив доски и расплескав содержимое собственного черепа. А потом на глазах изумленной публики труп гадкой и вонючей твари превратился в труп совсем юной и лишенной одежды девушки. Малахна это поучительно сказал.
- Вот что бывает, ежели бабу не трахать подолгу.
Ее тело точно также было сброшено в воду.
Потом путешествие осложнилось еще больше. Туман вокруг стал гуще, и в смотровых отпала необходимость из-за невозможности выполнять свой долг. Вместе с туманом сгултилась темнота, и путешествие стало дрейфованием вслепую. В целях борьбы с темнотой борта корабля были увешаны какими-то светящимися стеклянными шарами, которые вставлялись в специальные пазы на бортах. Эти шары давали приятный синеватый свет, и делали видимым определенный круг пространства округ судна. На носу же(пусть и через пару попыток, с поминанием такой-то матери) был установлен такой же шар, но встроенный в большое блюдце с зеркальной внутренней поверхностью, которая отражала свет, и формировала из него большой и далеко бьющий луч.
- Хороший кораблик, умели кощеевы корабельщики строить. – Говорил позже Малах. – Был бы он поцелее, да сохранись на нем побольше всяких штук волшебных, так вообще бы горя не знали. Ну и команду бы, чтоб умела. А то мы все, с чем не могли управиться, поотламывали на всякий случай.
Наличие света спасло героев от глупой гибели, но не уменьшило опасностей. Наоборот, к свету так и лезли твари, ставшие уже совсем ни на что не похожими. Рыбы с лицами, отдаленно напоминающими человечьи. Какие-то панцирные чудища, плюющиеся едкой струей кислоты. Живые глыбы размером с целые острова, которые тут же начинали дрейфовать в направлении судна, намереваясь в него врезаться. Иногда из тьмы выплывали ветхие корабли, все в морской тине и ракушках, но все равно державшиеся на плаву. Такие судна Малах приказывал «колошматить в щепу» как только появятся, опасаясь их экипажа. А однажды один из моряков, умывавшийся водой из таза, вдруг отпрянул от него с паническими криками, а потом клялся, что вынырнуло из таза ухмыляющееся лицо утопленника, и что-то ему сказало. Малах тщетно пытался убедиться, что его подручный не протащил на борт хмельного, и не налакался до чертей, но сам понимал бесполезность этого. Спьяну не увидишь такого, от чего можно так быстро поседеть.
Вдобавок расшалилась и погода. Штормы следовали один за другим. Временами возникали водные воронки немыслимых размеров , которые втягивали в себя все, что проплывало рядом, чтобы столкнуть и перемолоть. Потом штормы резко сменялись полными штилями, и корабль замирал. Разбойничкам приходилось вставать на весла. В такие минуты были ясно видны великие командирские качества Малаха, который на корню подавлял любой ропот людей, привыкших к легкой наживе и нетрудовой жизни. В тумане слышались отдаленные голоса, к которым настрого запрещалось прислушиваться. Те, кто рисковал, поначалу и не слышали ничего, кроме неразборчивого ропота да отдельных слов. Но со временем голоса начинали обращаться к слушавшим по имени и становились какими-то странно-знакомыми. Никас рассказывал, что если слишком увлечешься, можно сойти с ума. В прошлом плавании один такой, совсем еще зеленый и старших не уважавший, дослушался до того, что отгрыз своему другу лицо.
За время плавания было потеряно семь человек. Последний умер при сосем уж жутких обстоятельствах. Начиналось все совершенно спокойно, в редкие моменты полного затишья, когда один из тех, кто помогал корабельному кухарю, вдруг ни с того ни с сего бросил нож и куда-то заспешил. А на вопрос «куда» ответил кратко – позвали! Хозяин позвал!
И тут же бывалые моряки, которые плавали с Малахом в прошлый раз, накинулись на этого человека, и накрепко связали его, бросив в трюм. А непонимающим ничего героям рассказали историю о Хозяине Соляного Берега.
Соляной Берег – так моряки нарекли остров, мимо которого тогда проплывали. Он был небольшим, и был весь белый от морской соли, въевшейся в камень. Так вот, в прошлый раз, когда они тут проплывали, одного такого тоже «позвали». И вот как его позвали – пошел он как ни в чем ни бывало, и плюхнулся в море. Даже пузырей не было. Так звали еще нескольких, и никого пока еще не удавалось спасти. И удержать такого трудно, может на родного брата с ножиком кинуться, и выявить можно не всегда, а одного привязали – так он себе натурально руку отгрыз, и ушел. И никто его не видел и не слышал, опомнились только когда всплеск услышали.
Того моряка тоже спасти не удалось. Все путы оказались бесполезны, от них только и осталась груда порванных и окровавленных веревок. Как он это сделал – так никто и не узнал. Охранявшие его моряки, уснувшие на своих постах, клялись крестом, что не спали ни секунды, просто моргнули – а их уже расталкивает и осыпает пощечинами разъяренный Малах.
Последний участок пути был, по словам Малаха, самым сложным. Малах был готов и к этому – он вынес на нос корабля свою клетку, и выпустил оттуда крупную летучую мышь-альбиноса по прозвищу Летун. С ним Малах говорил как с маленьким ребенком, сюсюкал и качал на руках, и даже команды отдавал так, будто упрашивал.
- Ну что, Летун, одна надежда на тебя! Покажи папке дорогу до Дуба! А я тебя за то та-ак накормлю!
Летун в конце концов послушался, запищал, взмахнул кожаными крылами, и сорвался с рукава хозяина, улетев в темноту с ярким фонарем в лапах, который ярко горел красным. Малах же следовал за этим огоньком малым ходом, на почти что спущенных парусах. С виду опасности никакой не было, но Малах упорно продолжал обплывать кругами пустые места и то и дело менять курс.
- Так надо! – Объяснил он. – Тут морок какой-то! Вроде прямо плывешь, а все время в том же месте выплываешь! Тут в окрестностях… А вон оно!
И Малах указал на далекий силуэт воистину монументального строения, одиноко торчащего на маленьком островке, на котором оно еле умещалось. Это был маяк, но маяк, сделанный в виде скульптуры двух мускулистых и лысых мужчин без лиц. Над головами они подымали одной рукой чашу, в которой должно было гореть пламя, служащее кораблям ориентиром. Маяк, конечно, давно уж погасший, ибо никто не зажигал в нем пламени уже бесчисленное множество лет. У скульптур этих были когтистые руки, плавники на спинах и боках, а ноги как будто вросли в камень.
- Вот если не знать пути, всегда и будешь приплывать к этой штуке! – Пояснял Малах. – Я однажды даже руль отпустил, так он сам поворачивался иногда! Если б не Летун…
А потом началось самое странное. Они проплыли через гигантскую грудную клетку какого-то доисторического чудовища, и одна из мачт едва не обломалась, задев собою одно из гигантских острых ребер, отбеленных до ослепительной яркости. Эти древние кости были словно вратами, за которыми начинался другой мир, давно погибший. Это были полузатопленные руины огромного во всех смыслах города. Над водой торчали только пики башен, густо заросшие водорослями и тиной. Вода была довольно прозрачна, и если поглядеть вниз, было видно, как среди былых человеческих домов неписанной красоты плавают косяки светящихся медуз и другие морские гады. В некоторых домах свет тоже горит, теплый такой, мерцающий, домашний…
БУМ!
Ударил гром. Малиновая молния рассекла пространство, и ударила в одну из башен. Дальше, если так можно выразиться, пошел дождь. Но таких дождей еще никто не видывал, даже Малах разявил от удивления рот. Сначала все вокруг, включая и сам корабль, и героев, и разбойников, резко намокло, а морская гладь заморщинилась и забурлила. А затем множество крупных водных капель ринулось снизу вверх, отделяясь от морской поверхности, от корабля, от насквозь вымокших людей. Дождь шел наоборот, уходя из земли в небо. К счастью, кроме дождя туда больше ничего не улетало.
- А такое у меня в первый раз. – Отметил удивленный Малах, глядя как капли срываются с его ладони. – Экая оказия…
- Смотрите!
Это завопил кормщик, указывая куда-то по правому борту. Посмотрев в указанное место, все заметили разбитый корабль, который, вероятно, налетел на часть руин, и превратился в бесполезную груду гнилого лома.
- Ну и что? – Вопрошал атаман. – Мало ли мы видели разбитых посудин?
И тут ему на глаза попался уцелевший флаг. Велес, кусающий себя за хвост. Присмотревшись еще немного получше, Малах потрясенно прошептал.
- Да это же мой кораблик…
- А вон еще! – Воскликнул один из матросов, указывая в другую сторону.
Еще один корабль с флагом Велеса. Из него будто кто-то вырвал середину, и остались от нее только плавающие там и сям поломанные доски, бултыхающиеся в воде бочки и ящики, и большое парусное полотнище, в котором остался обглоданный рыбами труп. Чей – неизвестно.
И это был не последний. Все чаще и чаще встречались героям остатки разбитых кораблей, или оставшиеся на плаву фрагменты их корпуса и груза. Встретился на пути и один целый, только огни на нем не горели, парусов не было, и команда вся куда-то девалась. Малах едва не врезался в него сам, но вовремя крутанул штурвал, и обошел, лишь слегка задев бортом. Со временем обломки кораблей Малаха стали попадаться чаще и чаще, и по мере этого команда все больше боялась. Но высшей точки их страх достиг, когда один из побледневших матросов указал в сторону левого борта.
Там плыл еще один корабль с Велесова Хвоста, целый и невредимый. На его палубе собралась вся команда, как на подбор, а за рулем был виден замерший с раскрытым от шока ртом еще один Малах, и тот самый матрос, который указывал на самого себя дрожащей рукой.Долго полюбоваться этим зрелищем не вышло, так как прямо под противоположным кораблем вдруг вынырнуло нечто огромное, похожее с виду на кита, и своей исполинской зубастой пастью вгрызлось в днище судна, с треском сминая его, словно соломенное. Над водой послышались панические крики, люди посыпались в воду, словно из случайно опрокинутой миски с горохом, а остальной корабль развалился самостоятельно, когда «кит» занырнул обратно, породив собою мощную волну и широкую воронку.
И это стало последней каплей для Малаха.
- ХОДУ ОТСЕДОВА!!!
И они дали ходу. О, как они дали ходу. Еще никогда разбойники не работали веслами так самоотверженно и упорно. Весь корабль сотрясался от их нескончаемого, громового «ииии р-раз!». С них сходило по семь потом, но напуганные разбойники забыли про усталость. Буря тем временем набирала обороты, а за бортом можно было лицезреть десятки разнообразных сцен гибели корабля Малаха. Сцены того, что ждет их, десятки таких же кораблей, разрываемых морскими чудовищами и налетающих на камни служила им лучшей мотивацией. Дошло даже до того, что два одинаковых корабля обстреляли друг друга, борясь за то, чтобы самим лечь на лучший путь. Гребцы кричали, пушкари палили, Малах вращал штурвал и горланил сорванным голосом какую-то лихую песню, грохотал гром, древесину дробили ядра, и в этом хаосе и панике герои даже не понимали, что им делать и куда себя применить. До их ушей донесся вопль Малаха.
- Надо было брать полсотни!
Кончилось все так же внезапно и резко. Судно Малаха снова ворвалось в туман, странный дождь прекратился, громы и молнии начали затихать, а беснующееся море потихоньку вновь приобретало свое обычное мертвенное успокоение. Выбившиеся из сил моряки в трюмах висели как тряпки на веслах, канатах, вповалку валялись у бортов, а Малах до сих пор не мог разжать руки на рукоятях штурвала. Прошло довольно много времени, прежде чем хотьк то-то смог пошевелиться. И вот-вот уже атаман собирался что-то сказать, как вдруг его лицо просияло.
- Доплыли! Ай да черти, все-таки доплыли!
Туман снова рассеялся, и наконец все узрели Мировое Дерево. Алексей Орел ни разу не погрешил против истины – могучий дуб был так толст, что его с трудом можно было охватить взглядом даже издали, и так высок, что его густая крона терялась где-то в небесах. Гористое побережье Лукоморья было изрыто исполинскими корнями, среди которых росли дубы поменьше. Тень от этого дерева накрывала собою корабль Малаха, казавшийся ничтожным, как таракан перед сапогом. Малах сейчас получал искренне удовольствие от потрясенных лиц своих пассажиров и своей шайки, и посмеивался над ними, хотя было видно, что он и во второй раз не верит собственным глазам.
- А сколько бы гробов хороших вышло из такого-то корча? А? Верно я говорю? – И тут Малах отвлекся на внезапно спикировашую на него белую летучую. Мышь, которая уцепилась за его рукав. – Летун! Летунчик, родной мой! Как я по тебе скучал!
Радостный момент несколько омрачил тот факт, что корабль сел на мель в нескольких верстах от берега. Слишком глубоко проседал тяжелый кощеевский фрегат. От резкой остановки все кубарем полетели вперед, а кое-кто перелетел через борт, и плюхнулся в воду. Радостные возгласы сменились на громкую и отборную матерную брань.