А что же вы хотите, чтоб я вам про Киев-граде рассказал? Ну кто же не знает славного города Киева? Только какой-нибудь чурбан, что в лесу всю жизнь живет, и кроме пней ничего и не видит. Вот и вы знаете все, и ничего нового от меня не услышите. Одно вам скажу – светло там очень, как в былые деньки светло. Сам царь Иван Последний такой указ дал, чтоб везде были самые яркие огни, и чтоб ни один не угасал. Сколько люда на это подрядил – страсть! А все зачем? Чтоб не так тяготило народ Кощеево проклятие, чтоб не давила темнота проклятая, чтоб небо алое не казалось таким чужим и страшным. И, вроде, не зря так Иван делает. И правда народ в Киеве не в пример остальной Руси веселый, радостный, не унывает и не опускает рук. Умеют киевляне и поработать на совесть, и погулять на радость. Что нам, говорят, проклятие Кощеево, жизнь-то идет, течет, а Кощей давно помер и канул в ничто вместе со своим проклятым царством. Как раз вослед за Иваном и в других русских городищах велели буйные огни возжигать да темноту вечную бороть.
Да только вот как ни крути, а как только выйдешь за стены городские – и сразу ясно, кто на Руси нынче хозяйствует. Там, вдали от царей, дружин и ласкового, теплого света крестьяне боятся выходить из хат, чтобы хоть добыть себе пропитание. Там люди сходят с ума от постоянного страха за свою жизнь, и, забыв про царей, богов и предков, склоняют колени пред хитрыми бесами в различных обличьях, сулящими им житие в радости и сытости. Там вокруг людских жилищ и дворов, влекомые жаждой человеческой крови, бродят, клацают зубами, исходят голодной слюной и ядовитой желчью чудища. Кощеевы порождения, нечисть, выродки – вот кто теперь настоящие хозяева русской земли. Там русскому человеку, теснимому тьмой и нечистью, все меньше остается места на земле его дедов и отцов.
Киевляне веселы и легкомысленны, да не всяк в этой веселости углядит, что они боятся. Боятся, может быть, пуще всех других. Потому и жгут они тысячи огней, что боятся остаться в темноте. Потому и возводят все более высокие стены, что больше не хозяева они даже той земле, что внутри них заключена. Они просто отворачиваются от беды, что их настигла, и улыбаются, пряча ужас смертный да отчаяние. Оно, может, и лучше, чем как все, руки опустить да смирно конца дожидаться, но и нельзя же вот так просто взять и сказать – нету никакой беды, видеть ее не желаю и знать.
Одно мне интересно – а не отвернулся ли от той беды сам царь Иван?
***
Виктор, Фока, Мирослава, Сэр Поундс
Дорога до Киева была неблизка и трудна. Да и остались ли нынче на свете легкие дороги? Шли они версту за верстой, утомляя лошадей и самих себя. Не раз бились с хищниками и чудищами, что взяли их след и решили полакомиться человечиной. Делили у походного костра последний ломоть хлеба хлеб и последние капли воды. Грели друг друга своим теплом при самых холодных дождях и ветрах. И, конечно, помогали им встречные люди в попутных городах и весях. Русский человек и в такую голодную и страшную годину часто не может отказать в крове, тепле и еде изможденным путникам. Да и путники те старались не обирать хозяев понапрасну – ютились в сараях на соломе, ели понемногу, порой и часть своих скромных запасов оставляли тем, кто голодал пуще них. А еще в пути герои обнаружили, что успели снискать себе славу.
Быстрее, чем шли они сами, разносилась весть о победителях Черного Витязя, продолжателя дела Кощеева. Из уст в уста передавались сказания о том, как был бит разоритель и душегуб отважными русскими героями. Ну, пусть даже и басурманин там был, однако ж и он, иноземец, откликнулся на тревожный зов своей второй Родины. Значит наш, русский! Героев встречали с честью, их благодарили, за них молились всем богам, в каких верили, и помогали в пути по мере своих скромных сил. И, конечно, расспрашивали – а как это было? А не было ли страшно? А силен ли был Черный Витязь? А схоронили ли князюшку Алексея честь по чести? Отвечать или нет, рассказывать все или только половину – это был выбор самих героев. Но ясно было одно – они уже вписали себя в историю, их уже запомнит русский народ, а самое главное то, что и на них же народ теперь будет надеяться в своих тяжких невзгодах.
Но и самый долгий путь когда-нибудь, да закончится. Долго ли, али коротко, а прибыли они к стольному граду Киеву. И уж по сравнению с ним Плот казался всего-то большой деревней. Кород был воистину великий, многолюдный и шумный. А главное – он был светлый. Здесь, в Киеве, было светло как днем, если конечно это сравнение еще значило что-то в умах героев. Даже теней было почти не видно. С непривычки у героев даже слезились глаза, что уже приспособились к непроглядным чащам, мрачным лесами и тихим умирающим деревням. Киевляне все куда-то торопились по своим делам, и почти не замечали странную четверку героев. Еле-еле остановили одного прохожего, что никуда не торопясь слонялся без дела, начали выспрашивать, как в палаты царские пройти – и тот смотрел как на дураков, мол что ж вы такие вопросы-то задаете. И понятно было, почему.
Царский дворец был таков, что и захочешь – а мимо не пройдешь. Сразу за арочными воротами, прозванными «софийскими, над просторной, мощеной гладким камнем площадью возвышалось огромное белокаменное строение, не бравшее высотой, но зато растянувшееся вширь, чтоб вместить в себя всю царскую свиту и все скопленные сокровища. Чтобы пройти к нему, нужно было продраться через целую толпу людей, которые активно этому мешали своей толкотней, снованием туда-сюда и попытками продать что-нибудь, от бочки моченых яблок до диковинной заморской живности в клетках. Ясное дело, пробрались они через площадь лишь для того, чтобы у ворот остановила их царская стража. Выслушав обстоятельный доклад героев о том, кто они таковы есть, караул смилостивился, и, хоть и все равно не пустил героев к царю, пообещал обязательно ему доложить. А если его царское величество захочет принять далеких гостей – то их сразу же сыщут гонцы.
Впрочем, было в том и хорошее. Негоже было бы явиться к царю в изодранной и грязной одежке, распространяя вокруг себя запах крови и сырости, и смущая придворный люд своими голодными лицами и боевыми шрамами. У героев был день, чтобы помыться, попарить изнывающие кости, отстирать свои одежды и впервые за долгое время поесть чего-то горячего и выспаться в мягкой постели. Благо, постоялых дворов в Киеве было пруд пруди.
На том и порешили.
Лелислав Зычный
Когда гусляра зовут на похороны – в том обычно нет ничего необычного. Вот и Лелислав ничуть не удивился, когда нашло его письмо, подписанное дрожащей рукой умирающего Алексея Орла. Может быть, тут даже и возгордиться можно – сам князь орловский, великий герой, что ходил в поход на Кощея Бессмертного, хотел чтобы играл на его похоронах Лелислав, и чтоб под его музыку уходил он на тот свет. Такое признание таланта значило много. А кроме того – князья обычно и платят щедро, и кормят хорошо, а в нынешние времена заботы о хлеье насущном стоят очень остро. Потому долго Лелислав не мудрствовал, и немедля собрался в путь.
Только вот не поспел он. Занесла его нелегкая в какое-то жуткое болото. Пока выбирался из грязи – почуяли его изголодавшиеся болотные твари. Казалось, что смерть уж пришла – да спас его скакавший мимо воин басурманского виду. Глаза узкие, лицо скуласто, волосы длинны и черны как смоль, усы как у сома, а главное – посвист его столь могуч, что вековые деревья валит. Лелислав бы руку мог дать на отсечение, что повстречался с самим Соловьем-Разбойником. Но только, как песельнику и собирателю сказаний о былых временах, известно было ему, что Соловей во-первых, еще давненько пал в бою с Ильюшей-Муромцем, и лишился своей буйной головушки. А во-вторых – никому Соловей не помогал бы, а напротив, еще бы и поглумился над попавшим в беду, и понаблюдал, как того чудища разорвут, или болотная трясина засосет.
Таинственный незнакомец, впрочем, долго задерживаться не стал. Помог ему – и дальше поскакал во весь опор на своем черном рысаке. Лелислав и поблагодарить не успел.
Так или иначе, а Лелислав добрался до Плота. Вошел через ворота, и был приглашен в княжеские палаты посадником, что князя подменил. Посадник тот, нареченный Мстивоем Железным за умение наводить порядки, принял гусляра тепло, велел накормить и попарить, а потом сказал, что звали его вовсе не песни играть погребальные. Повинен был Лелислав согласно княжеской воле сопровождать тело Алексея до самой Светлой Поляны, где покойный желал быть похороненным. Имя Лелдислава назвал он вместе с именами и других людей, каковые, как и сам музыкант, не знали Алексея лично и принадлежали к самым различным сословиям. Был там и богатырь, была и монахиня, был и иноземец какой-то, и мужичонка вороватого норову, какого в Муроме повесить хотели. Был даже волколак самый настоящий, которого из темной чащи привели! А после похорон надлежало всей той странной компании явиться за заслужнной наградой не к кому-нибудь, а к самому царю всея Руси, Ивану Второму, Последнему.
- Княже Алексей для меня как отец. – Говорил Мстивой. – И коли была его воля, чтоб ты сопровождал его гроб, значит ты того достоин. И думается мне, что не в одних похоронах тут дело сокрыто. А потому, коли я уж скоро буду в Орловском княжестве княжить, моею волей отправляю тебя в Киев-град. Может статься, там еще успеешь тех нагнать. С Богом тебе.
Что тут оставалось? Токмо и следовать в Киев-град.
Василий Рощин-Холмский
Княжич Василий, средний боярский сын, напрасно думал, что с возвращением в родные места кончились его приключения, и не будет более подвигов ратных. Другой бы на его месте и порадовался спокойной и сытой жизни, но только не юноша с горячей кровью, гордым норовом и нежеланием заниматься серьезными делами. Желал он как-то избежать своей доли, а желания – они имеют гадкое свойство сбываться. Вот так и случилось.
Началось все с того, что на двор к боярам Рощиным прибыл гонец из самого княжества Орловского. А кто же не знает Алексея Орла, одного из побратимов нынешнего царя Ивана? Уже это было интересно. Вдвойне стало интересно, когда назвал он того, по чью душу прибыл – конечно же то был именно Василий. И совсем стало интересно, когда случилось следующее.
Не успел гонец слезть с коня, как почернело и так мрачное небо от целого полчища слетевшихся сюда ворон. Каркающие бестии набросились на всех людей, какие были здесь – на гонца, на самого Василия, на его отца, брата и двух сестер, вышедших поглядеть на ладного гостя. Пока от ворон отбивались – принесли проклятые бестии какого-то детину в одних штанах да черном колпаке, скрывающем лицо. Детина этот сверзился прямо с неба, и одним махом разрубил своим топором и гонца, и его лошадь. А потом – схватил окровавленную сумку, да помчался прочь, снова подхваченный воронами.
Но Василий был не таков, чтобы просто с этим смириться. Невзирая на крики отца и плач сестер, вскочил он на попавшегося в конюшне скакуна, и бросился в погоню за топорником. Преследовал он убийцу тогопочти что неделю. Когда потерял из виду – шел по следу опадающих вороньих перьев, что оставляла такая большая птичья стая. Как и этот след утерял – расспрашивал всех встречных И почти настиг его – прятался тот на мельнице подле брошенной и разоренной разбойниками деревни. Успел найти до того, как нападавший успел сжечь содержимое сумки гонца, но не успел поймать – тот снова исчез, бросив все свои пожитки и захваченное послание.
А в послании том было приглашение Василию на похороны Алексея Орла, вероломно убитого Черным Витязем. Почему избрали княжича гостем на похоронах? Почему так не хотел нападавший, чтоб дошло письмо до адресата? Есть только один способ узнать. Василий отправился в Плот.
В Плоту встретил его новый князь, бывшая правая рука Алексея, Мстивой Железный, пощаженный им бывший варвар из варяжского роду, обязавшийся в благодарность служить милосердному стрелку. Мстивой мудро рассудил, что раз случилось такое – то похороны эти непростые, и имел Алексей какие-то планы. Жаль только, что тризну по нему справлять уж уехали другие приглашенные им. Василий слишком долго гнался за таинственным убийцей, и потому не поспел вовремя. Но у него еще был шанс нагнать их. После похорон надлежало сопровождавшим князя в последний путь отправиться в Киев-Град, к самому царю Ивану. А значит – у молодого княжича был еще шанс перехватить их, и получить необходимые ответы.
Чернавка
В некоторых отдаленных деревнях, особливо тех, что поближе к северным границам Руси, порой сказывают мужики байки о хромой черной девке с железной клюкой. Мнят ее порою вестницей голода, чумы или неурожая. Порой сказывают, что в дому, мимо которого она пройдет, скотина мрет и молоко скисает. Всякие страхи рассказывают и про тех, к кому черная девка на порог ступит, да в дом попросится. Одни говорят, что нельзя ей ни в каком случае отказывать, а другие бают, что наоборот, как хочешь, а двери ей не отворяй. Однако обилие этих кривотолков дает понять только одно – никто не знаешт, куда эта девка идет, и что ей надо.
Маринка и сама долгое время не знала. Просто шла она своей медленной хромой походкой, шла куда глаза глядят. Искала она Солнце красное, непонятно на что надеясь. Сколько верст она так прошагала? Наверное, и сосчитать этого никому не под силу. И может, так и прошагала бы до скончания своей странной жизни, если бы ее саму не нашли. Занесла ее судьбина в Орловское княжество, в маленькую деревеньку, что зовется Белый Сад. И будто бы невзначай повстречал ее молодой воин на лихом скакуне. Обычно люди избегали Маринки, говорили с нею только если сама она обращалась, да и то поскорей старались от нее отделаться. Изредка, по крайней нужде, кто-то просил ее о помощи, и пока просили -всегда отводили взгляд и не приближались ближе, чем на три шага. А вот это воин догнал ее, и, соскочив с коня, пошел рядом как ни в чем ни бывало. Звали воина Осьмушей Голубоглазым, и было у него письмо для Чернавки. В письме том величал ее по имени сам светлый князь Алексей Орел, и звал на собственные похороны, справить по себе тризну. Ну похороны, кажется, ну что такого? Да только обмолвился Осьмуша будто невзначай, что часто Алексей в путях-разъедах был, и как и она, все Солнце искал. И вот, почти что доискался, да смертельно ранил его в бою какой-то Черный Витязь. И в тот момент что-то эдакое екнуло в груди девушки, почувствовала она, что в первый раз за долгие года набрела на верный след.
Так уж случилось, что опоздала она. Не была она быстра, а Осьмуша путь держал в иную сторону, и не мог ее довезти. А пока добиралась Маринка до Плота – успела процессия покинуть город. Но Маринка была из упорных. Расспросив получше местный люд, пошла она вослед за теми, кто сопровождал Алексея в последний путь. Прошла она через леса темные, где видела остатки погребального костра – но сгорело в нем чье-то чужое тело. Прошла через деревни, где плачущие матери выбрасывали из домов чурбаны, в которые вдруг, в одну ночь, превратились их дети. Встретила паренька по имени Тимоша, что показал ей дорогу до Злобина. В Злобине увидела следы большого погрома, да услышала бабий вой по Ерыжке Щетинникову. Скоморох то был и прохвост, что, как знала Маринка, еще самого Кощея в былые годы веселил. И наконец, побывала на могильнике на месте Светлой Поляны, у кургана Алексея Орла, да его побратима, могучего богатыря Черноборода. Мужики, что закапывали и других погибших, подсказали ей, куда теперь идти дальше.
В Киев. Там она нагонит этих молодцов, которым Алексей свои похороны доверил, и там Маринка все узнает.
Франц Риттервульф
Вольнодумное, и ничем толком не обоснованное решение Франца спутешествовать на Русь, если так подумать, было будто нашептано ему извне. Будто само провидение направило его на восток, куда он посмотрел однажды. К счастью, ему не пришлось путешествовать одному. Собрались на Русь послы знатные, желали у царя русского погостить, да о делах поговорить, заключить многие выгодные торговые соглашения, а заодно узнать получше, что же это за такой Иван Второй. Редки были такие вылазки, потому что дорога была неблизка и опасна. С тех пор, как исчезло по необъяснимым причинам Солнце, даже переход из города в город лежал по опасным тропам, населенным чудовищами, разбойниками, сумасшедшими, и Бог знает чем еще. Что уж говорить о расстоянии между странами? Там правила ночь, темная и полная немыслимых ужасов, и на счету был каждый лишний меч. Особенно меч в умелых руках. Особенно – бесплатный. Франц путешествовал ради пути, а потому не стал настаивать на денежном вознаграждении, как прочие рыцари, охранявшие послов в дороге.
Русь слыла краем диким, нецивилизованным и жестоким. И слишком многое из того, что видел Франц, было этому подтверждением. Но кое-что заинтересовало его. Везде, где бы он ни был, он слышал одну и ту же, рассказанную на всевозможные лады историю, и даже сам просил ее рассказать. Русские всерьез верили, что исчезновение Солнца связано с неким проклятием, что наложил в отместку прошлому русскому царю какой-то могучий то ли колдун, то ли демон, которого звали Кощеем. Непривычное для уха Франца имя до сих пор произносили с неким трепетом, и при т ом с ненавистью.
Капеллан, сопровождавший делегацию, пояснил Францу, что русские просто были до смерти запуганы каким-то северным варваром, который действительно совершил немало кровопролитных набегов на Русь. У страха глаза велики, как говорят в этих краях. Перепуганная чернь немедля приписала варвару невиданные силы. Может, он и был одаренным магом, но украсть Солнце? Помилуйте. Однако тот парень, который собрал поход против этого варвара и победил его, очень умно разыграл свои карты и воспользовался этим повальным суеверием, а также старческим сумасшествием тогдашнего царя. Он нарассказывал ужасов, сочинил историю о том, как победил эту «страшную» угрозу, и таким образом снискал у холопов и необразованной солдатни почти что рабское обожание. Знать была вынуждена его поддержать, опасаясь бунта, и так хитрый мужик занял трон. Но, возможно, и он - всего лишь пешка у царской дочери Василисы. Есть сомнения, что простой мужичок, ненавидимый знатью, которая на его сказки не купилась, будет достаточно умен, чтобы не развалить свою страну, но вот его дочь славится большим умом, и дергая за нужные ниточки, фактически единолично управляет государством, попирая все сторонние интересы.
- Вот и все, что кроется за этой пошлой героикой, друг мой. – С улыбкой говорил капеллан Францу, принимая на грудь еще немного церковного вина. – Солнце исчезло не из-за каких-то там Кощеев, а из-за нашей людской гордыни. Мы, люди, возомнили о себе слишком много, и прогневили Бога. И теперь нам нужно отчаянно вымаливать у него прощение. Но русские вместо этого ищут спасения у каких-то там героев.
И все же в версии капеллана что-то было не так. Да и все эти «русские мракобесия» становились удивительно реалистичны, когда ты находишься вдали от теплой печи и свистящего самовара, который вынесла гостям хозяйка еще одной русской корчмы.
Второй раз об этих легендах Франц вспомнил, когда ему вдруг пришло письмо от гонца. Да-да, именно ему. Некий Алексей Орел откуда-то узнал, что Франц прибыл в его страну, и теперь зачем-то просит его быть на похоронах. От нескольких русских он узнал, что этот Орел – один из тех, кто вместе с Иваном ходил в тот поход, чтобы победить Кощея. Все это было очень странно. И потому Франц незаметно отстал от остальной делегации, чтобы направить свои стопы прямо в Орловское Княжество.
Дальше его история похожа на другие. Выяснив, что он опоздал, Франц отправился нагонять похоронную процессию, и, зная, что они обязательно прибудут в Киев к царю, сам направился туда с рекомендацией от Мстивоя.
*
Всем
И вот, этот день настал. Гостей царя Ивана Второго провели прямо в его дворец, где они едва не ослепли от роскоши. Обилие позолоты, янтаря и камней-самоцветов в каждой комнате заставляло самих гостей даже немного устыдиться своей «потрепанности». Разве что княжич Василий выглядел достойно и имел подходящее происхождение, чтобы разгуливать по дворцу в полной уверенности. Даже придворные бояре кланялись ему, в то время как на остальных смотрели, словно на пустое место. Только от черной девки в заморских одеждах, что зловещей тенью хромала чуть в стороне от других, придворные сторонились и старались поскорее скрыться вовсе.
Всю большую компанию привели в тронный зал, где герои и узрели своего правителя и владыку. Сейчас особенно заметна была разница между человеком и легендой о нем. Так уж получилось, что в сказках, преданиях и летописях Иван-царевич, он же Иван-Дурак, представал человеком легким, веселым и удалым. В народной памяти он будет вечно молод, вечно горяч и вечно легкомысленнен. В настоящем Иване от Ивана прошлого не осталось более никакого следа. Его лицо, изуродованное ожогом на щеке и шрамом, который перекосил его губы, хранило в себе тяжелый отпечаток старательно подавляемой печали. Голубые глаза выцвели и щурились от света, волосы превратились в седые космы, торчащие из-под роскошной золотой короны, а некогда сильные руки были похожи на птичьи лапки, еле удерживающие скипетр и державу. На гостей он смотрел с интересом, и с какой-то даже жалостью.
Подле него, на втором троне, сидела Василиса, и она тоже была наглядным примером того, как Прекрасные становятся Премудрыми. Она была стара, седа, и будто совсем не хотела находиться что здесь, во дворце, что где-либо еще. Шрамов у нее не было – Кощей берег ее красоту, но в ее глазах застыла боль, какая будет посильнее той, что приносят боевые шрамы. Оба монарха, дождавшись, когда все войдут, переглянулись. Василиса Премудрая кивнула своему мужу, и тот отдал усталый приказ свите и страже.
- Все вон. Мы будем говорить одни.
Свита почтительно поклонилась, и поспешила оставить царя. Да так поспешила, что даже дверьми хлопали, будто пушки стреляют. Иван снова осмотрел каждого гостя, и уже по-доброму улыбнулся.
- Вижу, пути ваши были трудны. – Сказал он. Слова давались ему с трудом. – Сказывайте, кто таковы вы, и с чем ко мне пожаловали. И что там сталось с побратимом моим, Князем Алексеем? Неужто и правда умер?