Добрыня повоевал на славу. После того, как он ворвался в лаерь разбойников, буквально все пространство вокруг брошенной церкви было усеяно изуродованными и окровавленными телами и поломанным оружием. Внутрни церкви было то же самое - груда тел. Но Капкан оказался сильнее Добрыни. Ненамного, но все же - сильнее. А может быть, хитрее или подлее. Но факт был в том, что Капкан - здоровенный детина с деформированной головой и полным ртом железных зубов - все еще стоял, пусть и опираясь на свой огромный, ржавый серп, тяжело дыша, хрипя пробитым легким, и капая кровью изо рта и многочисленных ран на пол. А Добрыня - лежал на спине с перерезанным горлом, пока остатки банды Капкана с вожделением ощупывали его, выбирая самые сочные куски, и потрошили его дорожную суму. На пол летели нехитрые дорожные припасы, которые почти не заинтересовали разбойников, пока один не поднял тугой кошель.
- Ооо! - С одобрением протянул разбойник, потряхивая кошель. - Деньги! Капкан, тут деньги!
Обычно все деньги, и вообще всю добычу присваивал себе Капкан, сваливая ее в кучу прямо здесь, в церкви. Он хотел сделать все так же и в этот раз - просто зашвырнуть Добрынины вещи к остальному добру, что лежало прямо тут, бесформенными грудами разнообразных вещей. Но тут послышался легкий посвист со стороны входа, привлекший внимание и Капкана, и оставшихся в живых членов его шайки.
- Это не ваши деньги. - В оскверненную церковь входил, постукивая каблуками красных сапог по гнилому дощатому полу, Добрынин наниматель - усач в черном плаще с капюшоном. - Вы их не заработали, а отняли у моего работника. Поэтому сейчас вы за это умрете.
- Шооо?! - Взревел Капкан, вновь вскидывая свой гигантский серп, чтобы разрубить вторженца. - Да я тебя...
Другие разбойники тоже схватились за оружие, но вошедший даже не вынул руки из карманов. Продолжая идти, он снова громко и коротко свистнул. Но будто буря прошла по церкви, сильный шквал отбросил назад всех кричаших разбойников и привел в еще больший беспорядок весь скарб. На пол посыпались тарелки, вилки, ложки, раскатились монеты, побились вазы, бутыли, лопнули в окнах остатки стекол. Сам Капкан на ногах устоял. Но все равно дрогнул.
- Ты! Но ты же давно подох! Тебе ж бошку отрубили еще при трех богатырях!
- Точно. - Соловей-Разбойник с ухмылкой показал уродливый шрам на шее, отвернув пальцем воротник. - Но терять голову мне не пристало, когда такие дела творятся.
И снова свистнул Соловей, и половину встающих разбойников завалило их же скарбом. Их тела ломали и давили обрушившиеся сундуки с серебром и златом, мешки с зерном, бочки с винами. Другие, кто успел уйти из-под завала, поймали брошенные Соловьем пяток ножей, кто глоткой, кто глазом, кто грудью. Ну а Капкан наконец упал, неловко взмахнув руками, и роняя свое грозное оружие. Под ним гнилые половицы затрещали, как сухие веточки, подломились и брызнули вверх облаками пыли и опилок.
Соловей встал прямо над Капканом, и засвистел тоньше и протяжнее. От этого свиста воздух исказился, и будто невидимая двуручная пила начала резать тело Капкана напополам. Главарь разбойников орал от нестерпимой боли, кричал, дергался, но не мог подняться, прижимаемый к полу магическим свистом. Разрез на его груди все расширялся, растягивался, переходя и на живот, и на шею. Крик прекратился в предсмертный хрип, а потом и затих, потонув в пронзительном свисте. Мертвое тело Капкана медленно, но верно, было распилено вдоль на две почти что одинаковые половины. Уцелела только его металлическая вставная челюсть, за которую он и получил свою кличку.
Прекратив свистеть, Соловей-Разбойник устало выдохнул, и утер выступивший пот кожаной перчаткой. Чувствуя слабость, он немного пошатнулся, едва не упав сам, но быстро взял себя в руки. подойдя к бездыханному телу Добрыни Тихомировича, он подобрал и раскрыл его кошель, чтобы отсчитать пятьдесят монет, что дал бывшему ушкуйнику на дорогу.
- Извини, мужик. - Сказал Соловей мертвецу. - Не справился ты, значит денег не заслужил. Но поработал ты знатно, так что вот. За труды.
Бросив кошель ему на грудь, Соловей и из "своих" денег отстчитал пятак, и положил его Добрыне в рот.
- Вот. На дорожку тебе до апостола Петра. И еще немного я заберу в счет того, что тебя надобно похоронить. Ты, в отличие от этой падали, заслужил не гнить на этом болоте, болотным трупоедам на поругание.
И, взяв мертвого Добрыню за ногу, Соловей поволок его в направлении выхода из церкви, насвистывая какую-то веселую песенку.