Фока и Поундс совместными усилиями добили малыша, загнанного в угол и визжащего, словно крыса. Удар за ударом, они буквально изрубили маленькое тельце, не оставив тому и шанса на выживание. Фока, ловко поддев кинувшегося на него недомерка, высвободил наружу его внутренности, и те вывалились из распоротой брюшины. А Иван довершил дело, одни ударом рассекая маленькое чудовище на две пчоти что одинаковые половины. Кровь забрызгала полотнище, испортив рисунок отца, и разлилась по полу, просачиваясь в щели меж половиц.
Уклониться от атак червей удалось только сэру Поундсу. Остальным повезло меньше. До кого-то добрались вражьи зубы, на кого-то брызнуло едкой желчью, изрыгаемой чудищами. Но Все эти попытки колдуна были тщетны - его конец был неминуем. Пара червей издохла от неумолимых зубов Ратибора, пытаясь загрызть его самого, а остальные при попадании электрического разряда лопнули, разбрызгивая свои зловонные внутренности по поляне.
А закончил дело Виктор. От души размахнувшись, он, казалось, намеревался поразить безголовое тело булавой, но на деле же он явил мощь голодного пламени, что ревущей волной поглотило колдуна. Тот успел только закрыться руками, будто это могло ему помочь. Вместе с колдуном сами по себе вспыхнули идолы, но тот огонь, что охватил их, был зеленым, и не исходило от него никакого тепла. Зло пожрало само себя. Вихрь тьмы, окутавший поляну, будто разом лопнул, и мощная волна прокатилась по лесу, переломав, словно спички, несколько рядов ближайших деревьев, и превратил их в корявый, сухой бурелом. Тряхнуло еще сильнее, и в бордовое небо унесся последний смертный крик Отца, объявившего всему лесу о своей кончине.
----------------------------------------------
На какой-то момент все вдруг исчезло. Каждый, кто был в тот момент на поляне, вдруг оказался.... на ней же. Только не сейчас, а раньше намного раньше. Тогда здешний лес не был зловещ, его не укутывал мертвенный туман, а деревья были живыми и утопали в зеленой листве, в которой уютно шелестел весенний ветер. И было солнце! Большая часть героев сейчас впервые видела и чувствовала мир, в котором было солнце, и вообще было хоть кто-то, кроме туч, кровавого небосвода, чужих звезд и мокрой сырости в воздухе. На солнце было нестерпимо смотреть, столь ярким оно было,особенно для тех, кто никогда его не видал. Но свет этот нес тепло, не обжигающее, ласковое тепло, что согревало землю и всех, кто имел счастье на ней родиться. Солнца хватало всем, оно одинаково светило и царям, и холопам, и русичам, и бусурманам, его хватало всем и каждому. В его свете и была сама земная жизнь.
В то время на поляне не было черных идолов. Но уже была избушка, маленькая, но еще ничего. Неподалеку от нее вышагивал по траве босыми пятками малыш, которого поддерживала за руки добрая мама. А отец их, чья борода еще была коротка и нетронута сединой, медленно, но уверенно рыл колодец, потому что лесной дух подсказал ему, где здесь есть вода. К этой поляне вело множество протоптанных тропинок, в гостеприимный дом на опушке хаживали многие люди - и путники, что проезжали через эти места, и охотники, что тут промышляли, и деревенские жители. Все местные звали здешнего жителя, что выстроил себе этот дом, Отцом, с большой буквы, потому как он и был вторым отцом половине детей. Он принимал роды, помогал бездетным обзавестись дитем, лечил детские хвори и искал потерявшихся детишек в лесу. Он помогал появиться новой жизни, и помогал не прерваться ей, пока она еще не окрепла. И иного счастья для него не было.
Когда солнце исчезло, Отец продолжил делать то, что лучше всего умел. Больных детей стало больше, но ни один не умер, одолеваемый недугами. Ни один, кроме его собственного малыша. Мама сошла с ума - два дня не подпускала Отца к себе, качая на руках бездыханное тельце. А на третий - с мертвым же ребенком шагнула в вырытый колодец, что пересох, когда вместе с солнцем ушла и вода. Отцу ришлось спуститься туда, чтобы достать их и похоронить. И там он и встретил того, кто предложил ему вернуть жену и сына.
Хоть он и отказался, в его отказе не было твердости. Но тот, кто жил на дне колодца, умел ждать. Он знал, что Отец уже давно никого не принимает. Он знал, что страдания уже пчоти лишили Отца рассудка, попутав в нем и доброе, и злое. И он знал, что последней каплей для Отца станет то, как он будет рыть могилы, чтобы закопать в землю тех, кого больше всего любил, и думать о том, что его самого закопать уже некому, и со своей семьей Отец больше не воссоединится никогда
И, конечно же, Отец все-таки вернулся, чтобы принять предложение. Но второй раз из колодца вышел уже не Отец.
----------------------------------------------
Видение развеялось. Вокруг снова был пустой лес, и мертвая поляна. Поляну окружали головешки, что остались от идолов. Избушка стала выглядеть еще хуже, будто в ней и не жило никого и никогда. Ни окон, ни дверей, крышу давно сорвало, и только растрепанное полотнище с нечетким рисунком хлопало на сквозняке. На гнилом полу лежало два давно истлевших скелета - большой и маленький. Колодец не только пересох, но и обвалился. Теперь на его месте была только груда камней и земли.
Колдун так и остался стоять на ногах, даже после смерти. Безголовое тело замерло в позе, выражающей страх, закрывая себя тощими руками, и походило на какое-то страшное изваяние, наподобие тех же идолов. От тела колдуна все еще шел дым, просачиваясь из-под потрескавшейся и обугленной плоти. Фигура эта выглядела совсем хрупкой, и малейший порыв ветра обратит ее в прах и груду костей. И все же, как это ни странно, здесь уже не было так страшно, как раньше. Зло ушло. Теперь это был обычный лес, если такие на Руси вообще еще остались. Вместе с этим чувствовалось еще, что изниоткуда прибавилось в героях сил. Этот прилив почувствовали даже те, кто был изранен, устал, и мучался от боли и слабости. Каждый понял что только что стал чем-то большим, чем просто человек, нанятый для проводов усопшего. Изниоткуда пришло нечеткое, еле-еле уловимое осознание того, что их всех сковала между собой судьба, и что все они предназначены для какой-то большой, исключительно важной но пока еще совсем неясной цели.
- Эгей! - Донесся из части голос Тихона. - Вы там живы, бедолаги?! Удался ваш подвиг славный?