Паренек, будто не веря своему счастью, все еще трогал те места, что раньше носили колдуново клеймо. На Мирославу и Поундса он взирал со щенячей благодарностью.
- Конечно, конечно! - Закивал паренек головой. - Колдуна этого Отцом кличут. Силен он, ох как силен! Там он, дальше по малым тропкам. В избушке маленькой живет, но меня внутрь не пущает. Я сам в сарайке пристроенной обитаю, колдуну только помогаю тут куклы развешивать, да за лесом смотрю, покуда его нету. Он и сейчас ушел, уж который день как нету. Но почует, что вы пришли, тут уж не сумневайтеся, и мигом сюда домчит. Уж я-то знаю.
А пока готовились они, паренек - кстати звали его Тимоша - рассказал про колдуна. Его семья столкнулась с ним еще до того, как сам Тимошка родился. Отец Тимошкин повстречал бродячего старика-отшельника в лесу, и тот спас его от медведя-людоеда. Отказался колдун и от денег, и от пушнины, и от еды. В благодарность он попросил кое-что другое.
- Отдашь мне то - говорил колдун, склоняясь над мужиком - чего дома не знаешь.
Дал ему Тимошкин папа клятву, а сам думал- чего же он дома не знает? Все ему известно, каждый угол,каждое бревнышко, каждая досочка. Все сам строил, всем хозяйством сам обзаводился. А как домой пришел - увидел, что жена его беременная, пока мужа дома не было, малышом разродилась. Вот чего он дома не знал.
- Мне про то рассказали только когда мне шестнадцать стукнуло. Бабка моя. - Судя по тону, Тимошу такая скрытность рраздражала. - Папанька все время как сам не свой был. Пил горькую беспробудно, меня никуда не выпускал, да дрожал от каждого шороху. А колдун про должок напоминал, и не раз. То скотина вся падет, то крысы урожай сожрут, то его самого прихватит. И чудные вещи всякие дома творились. Заглянет папа, бывало, в таз с водой, а оттуда - морда колдуна, про должок напоминает. Но сам колдун за долгом отчего-то не приходил.
Тимошка вздохнул, и продолжил рассказ.
- Жалко мне стало батю. Замучался бы, и или спился, или бы колдун его доконал. Ну и ночкой темной решил я, что сам ему - того. Должок, в смысле, отдам. Собрался, и айда в лес, к Колдуну, мол вот он я, оставь ты уже нас в покое. А сам думал, авось перехитрю как-нибудь колдуна.
Колдун привечал Тимошку холодно. Сказал, что запоздал долг изрядно, и из ребенка успел уже вырасти взрослый парень, которые ему совсем ни к чему. Но раз уж долг просрочен - Тимошка будет его гасить вместо отца. Возмещать.
И Тимошка возмещал. Его новый Отец в первый же день нанес клейма на Тимошкин язык, ноги и сердце, чтобы тот не вздумал противиться. Хочет Тимоша сказать "нет" - а язык ему режет невидимым ножом. Хочет пойти куда-то, куда колдун не велел - и к ногам будто пудовую гирю привязывают, а с каждым новым шагом - еще одну. А уже если и тогда Тимошка противится - сожмет колдун свой тощий кулак, сразу такое чувство, будто эти пальцы сжимают не воздух, а само Тимошкино сердце, трепещущее в груди.
- Я до последнего не хотел. - Это Тимоша говорил, уже срываясь на плач. - Думал, сбегу, перехитрю проклятого, а не смог. Мне пришлось, братцы, пришлось! Я не хотел!
Тимошка крал для колдуна детей из соседних деревень. Поманит, например, бараночком или пирожком - а времена нынче голодные, ребенок и идет доверчиво. А там "потеряет" его Тимошка - и все, одна бедному ребенку теперь дорога, к колдуну. Приходилось Тимошке и красть детей из дому. Совсем малых он вытаскивал из люльки, пока одурманенные чарами родители спали беспробудным сном, а вместо них - бревно подкладывал. Что за бревно такое - он узнал только потом.
Детей, добытых Тимошей, колдун уводил в свою избу, куда Тимошке настрого было запрещено заходить. Только крики этих детей он слышал. А чтобы взрослые ничего не заподозрили, и, пойдя искать своих детишек, не нашли колдуново логово - делал он куклы волшебные из особого дерева, что были с виду точь-в-точь как погубленные им детишки. Вместо них эти бездушные зачарованные болванки возвращались из лесу, и жили с семьями. Но болванки эти только с виду, и только для не умеющего видеть глубже привычных вещей, были похожи на настоящих детей. Как и положено куклам, были они равнодушные, безжизненные, жестокие. "Болванки" помогали Тимоше и других детей, еще живых, из домов сманивать. За то время, что Тимоша прислуживал Отцу, тот полностью заменил все детское население двух деревень на искусственные копии. Конечно, люди бы все равно поняли, что с детьми что-то не так, так что пока их не раскрыли, "болванки" по одному расправлялись с членами "своих" семей, и с соседями. Эти деревни теперь только такими болванками-детьми и населены.
Когда Тимоша закончил - его лицо все было в слезах, а сам он боялся и взгляд поднять на других. После тягостного молчания с кибитки спрыгнул Тихон, и, похлопав паренька по плечу, произнес.
- Вот что - Старик по-доброму улыбался парню. - С колдуном твоим, Отец он или кто, ребятки разберутся. Они вона какие у нас, сильные да удалые, им того колдуна только пальцами растереть. А мы с тобой тут подождем. Одному тебе по лесам шляться нечего, да и меня, старика, развлечешь разговором. А?
На том и порешили.
-------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Оставив Тихона и Тимофея под тем деревом, с которого последний свалился, бравые герои отправились глубже в чащу, продираясь через кусты по детским тропкам. Кусты будто пытались остановить путников - постоянно цепляли их одежду, запутывали ноги и руки, отчаянно царапали кожу, но их силы были слишком малы, чтобы остановить решительных героев в их намерении надрать злому колдуну пятую точку. В конце концов они выбрались прямо к опушке, где не росло ничего. Земля была рыхлая, серая, и безжизненная, словно кто-то выжигал тут ровный круг. В этом кругу, прямо посреди него, стояла неказистая покосившаяся изба из гнилых бревен да неровных досок. Окна были закопчены, издали ничего за ними не было видно - ни света, ни какого движения. Рядом с избой - сараюшка, про какую говорил героям Тимоша, тоже будто бы вот-вот развалится. Неподалеку - каменный колодец, с подвешенным на воротке деревянным ведром. Из колодца все время слышится едва-едва заметный гул, как будто ветер гуляет по трубе. Слева, рядышком с избой, торчало три крестика из палок - два больших и один маленький. И каждая могилка под этими крестиками была разрыта, а простецкие гробы из погнивших сосновых досок - два больших и один малый - были раскрыты.
Границы этой опушки берегли деревянные изваяния из какого-то особого дерева. Древесина была черная, будто пропитанная углем, и в ней были вырезаны лица, наподобие языческих идолов. Только эти идолы были посвящены не богам. Каждый изображал старика с узкими глазами, отмеченными красной краской. Глаза эти были нарисованы так, будто были змеиные. Выраженные скулы, борода до самой земли, и все та же метка ладони на лбу. Это изображения самого колдуна. Отца, как он себя называет.