 |
|
Сэр Иван Поундс вспомнил, что в его нелегком ремесле бывали схожие явления. Например в одной маленькой деревне, что звалась Йоргенплэйс, был случай одержимости демоном. Обычный мужик-селянин при виде святыни вдруг заорал не своим голосом, стал кидаться на людей, и поймать его смог только сам Поундс, да и то - не сразу. А пока изгоняли из него беса - сухого и слабого с виду мужичка не могли удержать двое кожевников. Кончилось все тем, что мужичка вырвало на пол кровью, в которой барахталось нечто маленькое и уроливое, что Поундс тут же бросил в камин. Что произошло после этого - лучше и не вспоминать. После того случая запах серы неделю выветривался из помещения, часть присутствовавших поседела, а мужичок, придя в себя, понял, что совсем не помнит того, что было за шесть лет от сего момента. Будто заснул однажды - а проснулся уже постаревшим, с женой и двумя детишками, собственным хозяйством и синим от пьянства носом. Случай с Алексеем Орлом отчасти напоминал остро запущенный случай одержимости. Скорей всего, князь, уже мертвый телом, еще живет, мучаясь в искореженной смертью и темными силами оболочке, страшно мучаясь и страдая, но слушается его тело черной воли совсем другого, нечистого происхождения. Мать Мирослава, привыкшая больше к тому, что на нее просто снисходит знание о грядущих событиях, и изредка сама видевшая что-то, что не могла бы увидеть без Бога, навряд ли ожидала, что в этот раз ее настигнет не просто откровение, а настоящее видение, в Библейском смысле этого слова. Для других это было совсем незаметно, только на краткий миг монахиня побледнела и пошатнулась, будто стало ей плохо, и она сейчас упадет без чувств. Но для нее самой это мгновение тянулось намного дольше. -------------------------------------------------------------- - Приближается! Идет!
Мстивой Железный, услышав этот крик, дал безмолвный сигнал своим дружинникам, и те встали по обе стороны от него, теснясь в темном коридоре княжеского замка и готовя факелы. Им навстречу выбежал самый молодой - голубоглазый паренек Осьмуша, что давеча сам упрашивал Мстивоя взять его к себе в дружину. Сейчас он был перепуган настолько, что позабыл про перекосившийся на голове шлем, непомерно для него великий, и про то, что воевода видит, как у него от страха зуб на зуб не попадает.
- Я... Я... - Никак не мог связать слова Осьмуша. - Я за-за-заманил его сюда, к-как ты и ве-ве-велел, во-йе-вода! Гнался он за мной как о-о-ошалелый! Ещ-ще бы чуток...
Прервало Осьмушу дрожание мелкое, что пронеслось по коридору. Дрожалисвечи на подставках, дрожали стекла в рамах и занавески, осыпался мел с потолка. Мстивой заставил Осьмушу замолчать, поправил ему шлем, и спокойно сказал.
- Молодчага, боец. Уж не чаял живым тебя увидеть, а ты вон каков ловкий. Беги теперича домой, дальше мы сами.
Видно было, как Осьмуше хочется остаться, да выкатил он грудь вперед, и без всякого заиканья промолвил срывающимся голосом.
- Не могу я дома отсиживаться, пока братья-орловцы живот свой тут кладут! Дозволь и мне с вами, подсобить ежели чего.
- Тогда становись в строй. - С улыбкой отеческой Мстивой похлопал Осьмушу по плечу, а как занял парень место свое средь побратимов, дал команду. - Помолитесь крепко, ребятушки, всем богам, каких знаете. И как ни бойтесь, ни дрожите, а не дозвольте князю Алексею из замка выйти. Таков его указ был последний
А тем часом грохот и тряска становились все сильней.Приближалось что-то большое, грузное, что еле-еле выдерживал мраморный пол и кирпичные стены. Воины выставили вперед копья и факелы, а Мстивой изготовил к бою свой старый, потертый двуручник, не так давно лично заточенный. Все напряженно вглядывались во тьму впереди коридора, откуда уже повеяло запахами гнили, серы и горелого мяса. На них перлочто-то большое, бесформенное, заслонив собою весь коридор, и протискиваясь через него, как жирная гусеница.
БАХ!
Из темени вынырнула громадная белая рука, едва не прихлопнув в кляксу отскочившего Мстивоя и обломав несколько копий его дружинников. Под ударом этой руки треснул мраморный пол, взвилась в воздух мелкая пыль, и тут же воевода с размаху проткнул эту руку своим мечом, пригвозжая ее к полу и не давая уйти.По всему замку пронесся вой и рык, какой не перекрыла бы и сотня самых больших и злых лесных волков. От того воя хлынула кровь из ушей Мстивоя и всех, кто стоял в первых рядах. Но Мстивой даже не дрогнул.
- Огня! - Прокричал он. - И копьями его, копьями!
Чудище тем часом вытянуло из темноты само себя, и стало видно, что это - огромная и бесформенная клокочущая гора человеческой плоти. Под едва не лопающейся розовой кожей бугрились какие-то наросты, что-то шевелилось и билось, пытаясь вырваться наружу, кое-где кожа порвалась, и из этих ран брызгала черная кровь вперемешку с ползучими гадами - пауками, жуками да сколопендрами. А спереди у этой образины торчала наполовину вросшая огромная человечья голова размером с избу, со стелющейся по земле черной бородищей, выкаченными белыми шарами глаз с черными прожилками, вываленным из разверзстой безщекой пасти синюшным языком и острющими, кривыми резцами заместо зубов. И даже сейчас в этой уродливой и глупой слюнявой морде еще угадывался лик бывшего светлого князя Алексея Орла. -------------------------------------------------------------- Мирославе едва-едва хватило сил, чтобы унять разбушевавшегося внутри своего железного гроба князя. Зло в нем было сильно, и крепло с каждым днем. Монахине удалось усмирить и усыпить до поры то, что жило там, под толстой крышкой, но совсем скоро князь опять будет пробовать выйти из своей тесной темницы, закрытой без права открыться опять. - Не будет. - Пообещал Фоке Мстивой. - Он не так уж и часто буянит. Обычно лежит себе смирно, иногда бывает колотится. Но, конечно, с каждым днем он все чаще так. Чаще и сильнее. Еще месяц-другой, и его и эти цепи не удержат. А вы уж точно не захотите увидать, что там, под крышкой.
|