- Бросьте эту дрянь, - резко сказал Кёдзи, указывая на меч, - он врет. Видит Ваши слабости и играет на них. Он не исполнит ни одного из Ваших желаний. Это не в его власти. Это Вы будете исполнять его желания, а они очень просты и непривлекательны.
Как же, слышал он уже посулы демонического паразита – из уст его носителя. Кёдзи холодно усмехнулся.
Что ты предложишь мне, ёкай? Вернуть былую молодость, гибкость членов, гладкую кожу, горячую кровь? Власть над духами? Колдовскую силу? Вздор! Если я выберу молодость и силу… мне известно, как и чем ее купить. Пора сделать, наконец, выбор, к которому шел таким долгим и извилистым путем. Может быть, совсем скоро... Но не ты, ёкай, дашь мне желаемое.
Сын? Нет у меня сына, ибо дитя - не то, что родилось от твоего семени, случайно брошенного в лоно случайной женщины, а то, кого вырастил, отдав половину своей жизни... Я никому себя не отдавал; хорошо ли это? Рёусин мне не сын. Помнишь ребенка, оставленного утром на склоне холма? Рёусин мой князь. Довольно.
Что там еще, демон? Любовь Айюны, поцелованной богами? Ах, этот мотылек! Может быть, ты в силах заставить ее принимать ласки колдуна, содрогаясь одновременно от принужденной страсти и отвращения. Фу, какая мерзость. Жалкая, ничтожная подачка. Брось, колдун, она никогда тебе не улыбнется. Никогда не произнесет твоего имени во сне. Не будет смотреть тебе вслед, когда ты будешь покидать порог ее дома, чтобы вернуться. Но она будет светить тебе с неба на вечерней заре и на утренней; разве этого мало? По крайней мере, этого уж никто не отнимет. Не скули, бывают и похуже вещи.
Как ты ничтожен, ёкай. Наверное, самый верный способ тебя убить - перестать скармливать тебе свои желания, тогда ты быстро сдохнешь с голоду. Рио тебя кормил долго и сытно: гневом, болью, одиночеством, яростью. Слишком уж ты раздобрел, ёкай, на человеческих страстях. А вот у меня нет больше желаний, мне нечем тебя кормить! Исчахни и сдохни с голоду. Это займет время, но время - всего лишь иллюзия. Что-что, а время на это я найду…
...Умница Кимико, нашла в себе силу заткнуть злобную катану, просто вернув ее в ножны и бросив на землю. Колдун не торопился ее поднять. Переходи на голодный паек, демон.
Всего какие-нибудь полдня назад Кёдзи ничего так не желал, как уничтожить этот проклятый меч вместе с проклятым демоном внутри. Вот он, меч. Кёдзи не испытывал ни радости, ни торжества. Почему? Потому, что иные радости уже приветно светили ему из-за грани мира? Или потому, что это была не его победа? Ему-то ничего не стоил меч, лежащий в траве у его ног! Неужели он настолько мелочен, завистлив и тщеславен, чтобы сожалеть, что это не он, а Кимико убедила Рио расстаться со своим сокровищем, купила его... чем купила, можно и не говорить. Кёдзи уголками губ ощутил еще одну холодную усмешку на своем лице. Ну зачем же так… преувеличивать свои жертвы? К чему это неуместное женское лукавство? Рио красив, статен, есть в нем та неукротимая мощь, из-за которой женщины должны терять голову. Разве заключать эту сделку было тебе не сладостно, Кимико? В конце концов, одна из самых привлекательных и желанных вещей в этом мире, которые до сих пор прочно удерживали его здесь – любовная близость, притяжение женщин и мужчин друг к другу; нет ничего более естественного и прекрасного… И отчего люди так все усложняют?
Сорок тысяч голодных демонов, почему она плачет? Неужели эту плату было так тяжко отдавать? Зачем она так умоляет его, словно на кону стоит самое дорогое…
Ах, вот в чем дело. Ну да. Из чего только не вырастает любовь...
Дзынь! – еще одна струна порвалась, тонкая струнка, почти невидимая… И это тоже надо отпустить…
- Не надо, не плачь, - Кёдзи перешел на «ты», незаметно для себя. – Кимико. Не надо плакать. Ну не плачь же, девочка… милая… - он попытался ее поднять. Легко сказать: поднять, когда она так вцепилась ему в руки, прямо не разжать, и трясет, трясет. Кёдзи поднял руки, потянул ее за собой, а она – бах! – и прямо на колени!
Странное дело, он весь раздвоился: одна его половина, тонкая как молодой месяц, фарфорово-прекрасная, с ледяной улыбкой созерцала эту сцену из холодной вышины. Другая половина, вся скрюченная и скошенная набок, с трудом тянула девушку, понуждая ее подняться, и волнуясь и запинаясь, говорила всякие жалкие несуразности. Кимико, легкая и жаркая, вся дрожит, как огонек на ветру - вот все, что эта половина Кёдзи видела совсем близко… влажные волосы на лице вперемешку со слезами, горячее дыхание судорожными толчками вырывается, вместе со всхлипами и отчаянными словами… взъерошенный воробушек; от ее волос и пахло-то мокрыми птичьими перьями…
- Вставай, ну вставай же, Кимико, что ты – прямо на коленях стоять, разве так можно, девочка моя… Никто тебя не обидит… Ты его… ты хочешь его спасти, да? Ты это одна можешь, только ты; мне это не под силу, потому что… не бери в голову. Ты его уже спасла, понимаешь? Иначе бы он не отдал тебе меча. Все будет хорошо, только успокойся, все хорошо…
Ничего хорошего, однако, первая половина Кёдзи не ждала. Если колдуна ждет неудача, демон выпьет его, как выпил тех шестерых бедняг – одним глотком. Если удача… Рио так крепко сросся с мечом – видать, не один год кормил его, – что ампутация демонского сожителя могла дорого обойтись ронину. Да и… стоило ли вообще уничтожать демона? – рассудила первая половина Кёдзи. Глупо было этого хотеть. Мало ли чудовищ водится в человеческой душе, как рыбы в темном омуте. Если бы Кимико знала, как легко и, главное, часто люди сами выкармливают ёкаев внутри себя и таскают их в себе годами… Может быть, для Рио было бы лучше встретиться со своим личным монстром лицом к лицу и разобраться, кто в этой паре главный. Тогда можно жить и с демоном, отчего же нет? Правда, этот ёкай не был темной половиной самого Рио. Он был древним и могущественным, видно, много великих хозяев сменил… ну, эти двое просто нашли друг друга. Такого легче сковать и запереть, чем уничтожить окончательно и навсегда. Беда еще в том, что Кёдзи немало сил потратил на своего летучего пленника, утомив и тело свое бренное, и душу.
Ну и что, возразила его вторая половина, едва дыша. Стоит ли себя беречь? Для чего? Сам же решил – лучше умереть оммедзи, чем нищим фигляром. Так сделай это, чтобы Кимико не плакала… была счастлива…
- Значит, Вы его видели… и слышали. Не волнуйтесь, я сделаю так, что он больше не причинит никому вреда, - сказал он, снова переходя на «Вы» и уклоняясь от прямого обещания уничтожить демона окончательно и бесповоротно. К чему давать необоснованные обещания. С ним это уже недавно случилось. Чуть не умер от сраму.
- Он не больше не выпьет ничью душу, а удастся ему кого-то еще соблазнить или нет – так Вы, верно, и сами видите, что для этого нужно согласие соблазняемого. Вы-то ему не поддались, сумели его бросить. Да, Вы должны понимать, что господину Рио может быть… нелегко. Уж слишком они стали близки. Я постараюсь его не повредить, но обещать не могу. Ну, я им займусь. Вы отойдите подальше. Может зацепить.
Ритуалов Кёдзи не любил, он считал их слишком громоздкими и отягощенными формальностями. Чародей предпочитал импровизировать, взывая напрямую к имени и природе существа, нарекая его, изменяя его сю. Но такая прямая атака забирала много сил, а лишних сил у Кёдзи сейчас не было. Поэтому пришлось прибегнуть к ритуалу. Линии пятиконечной звезды кикё-фуин соберут силу всех стихий, сплетут ее в кольцо вокруг лежащего на земле меча – какая разница, начертит ли он пентаграмму белым порошком или концом ножа… он сам сейчас соединит свою душу с токами силы, пронизывающими все миры - мир людей, Ёми, вышние сферы и преисподние... Он присвоит каждому концу звезды имя стихии. Он отметит камнями четыре стороны света, именуя владык Севера, Юга, Запада, Востока - и центра... И горящие свечи он поставит по пяти концам, помня: огонь побеждает металл. И смолистые веточки священного дерева не забудет возжечь. Теперь – защита. Стоя в центре пентаграммы рядом с мечом, он вновь создаст решетку Домана, еще более крепкую, чем для змея. Это нужно, чтобы пленные души людей могли покинуть свою тюрьму, а тварь не вырвалась и осталась внутри меча.
Заклинатель стоял в центре пентаграммы, затейливо сплетая длинные пальцы в печати-заклинания – одна фуин за другой: рин… пё… то…, - собирался он для трудной борьбы; …кай, дзин, - складывал он кисти рук в прочный замок, упорядочивая древний хаос… и в конце, направив сплетенные пальцы на противника: Дзен! Кё! Иду на тебя!
Больше всего ему хотелось бы кратко и решительно скомандовать: "Мэц!" - уничтожая окончательно эту сущность, стирая демона изо всех миров. Но тогда и души были бы уничтожены вместе с ним, а это было бы неправильно. Вместо этого он произнес: «Кай!» - заклинание очищения от скверны, освобождения от пут… Это было рискованно, но души должны быть свободны.