На подходе к приемной Мастерицы Каэро понял, что ему придется еще два, а то и три часа проболтаться у дверей. Можно было занять место заранее, не надеясь на радостно-гадостный миг, когда можно будет с чувством собственного достоинства подвалить к служебному входу и, небрежно бросив страже: "Я такой-то, мне назначена аудиенция на десять утра," пройти, не оглядываясь на прочих смертных, изнывающих в нескончаемому хвосту, медленно ползущему к парадному. Можно было бы, да. Но как раз сегодня этот номер мог не пройти. Народ был нервный, злой, готовый навалять по шее всякому, а особенно лезущему вперед. Но с другой стороны, так бездарно терять два часа...
Подумав, студент решил не метаться. Надо позавтракать где-нибудь не слишком далеко отсюда. Мало ли когда в следующий раз придется есть. Да, вот еще что. Пора начинать записывать... всё более-менее важное. Однажды Каэро уже понадеялся на свою память, и как раз память сыграла с ним злую шутку. А вдруг его еще где-нибудь прихватит заклятием забвения? Найдя мало-мальски приличное и спокойное место, где бы никто не дышал в ухо и не толкал под локоть, Каэро принялся записывать - то, что услышал от Кары, то, что помнил сам. Отдельно шли возможные вопросы, на которые мог ответить Призрак (в основном дела давно минувших дней), буде они еще увидятся... а видеться им еще придется, если Каэро найдет себе место при Церкви. И уж совсем отдельно - та информация, которую Призрак рекомендовал прочно и навсегда забыть. "Бессолнечное море", - записал Каэро. И еще: "Семь запретных цветов", и еще вопрос: Кем Град так своевольно питался? Тут Каэро задумался, грызя перо: а кем своевольно питается Лейф? Как он мало, в сущности, знает о Лейфе; а казалось бы, знает все, что положено знать жителю города.
Писал Каэро на родном тиринарском; его записи так просто каждый встречный не прочтет.
Где-то в девятом часу он появился у приемной, ища глазами Вольси.