Орлята орлиной власти | Партия

За последние года полтора Полина здорово вытянулась. Она и раньше-то не была особо упитанной, а теперь, как говорят, может за шваброй спрятаться. Вот только-только она начинает становиться похожей на "настоящую девушку", о чем иногда не преминет сказать бабка, заговорщически ухмыляясь и трясущейся клюкой указывая ей куда-то пониже спины, но все равно Щукина худая, угловатая и порой даже какая-то неуклюжая и смешная.
И лицо у нее какое-то острое, скуластое. Кожа бледноватая и неровная — пересыпанная родинками и веснушками, прямо как у матери. Щукина, впрочем, сама себе нравится — да и не только себе, что уж, она же красивая! — так что ни большие серо-зеленые глазищи, ни высокий, подчас почему-то в мелких ссадинах лоб, ни вздернутый конопатый нос ни от кого за волосами не прячет. А волосы у нее тоже что надо! Огромная копна, в которой, кажется, способна затеряться даже пара школьных бантов.

Полина человек простой. Ей если что-то прямо не запрещено — значит можно. А если запрещено, но не прямо, то тоже можно — только осторожно. И ведет она себя иной раз совсем плохо и даже не по-девчачьи: от обязанностей отлынивает, задирается, а когда и кулаком может ткнуть больно. Но тут дело такое: от Щукиных, кажется, другого-то и не ждут. Может и так. Но зато она деловая, себе на уме — что, конечно же, плюс, — бойкая и вообще лихая. Интересная, по-своему умная и сообразительная, хотя особыми знаниями вроде и не блещет.

Родители зовут ее Полинкой, близкие друзья — Полькой, а совет пионерского отряда — "Щукина! Ты где опять была?"
А Щукина где только не была — сильно уж она деятельная, да только занимается все не тем, чем надо. Вместе со своей дворовой компанией шарится по чердакам в брошенных полуразваленных домах, или вверх по реке уйдет — на стройку ГЭС поглазеть, или кошмарит собак в лесхозе, осторожно тыкая в них прутиком через ограждение… Настоящий исследователь, словом. Или лентяй.
"Шантрапа!" — Кричит на нее бабка, с грозным кряхтением поднимаясь с кресла и потрясая клюкой. — "Велено было к ужину домой!"
"Ну забыла я. Теперь-то чего…" — скажет на это Полина, виновато пожимая плечами. Вину она, конечно, чувствует, хоть и недолго. А бабкиной клюки, разумеется, не боится.

Она вообще мало чего боится. Не только любопытная, но азартная и даже немного безрассудная, Полина нередко сует нос, куда не просят, за что, опять же, по носу и получает, но это ничему ее не учит. В связи с этим в иных случаях может приврать — особенно если чует, что за правду ей влетит.
Пионерка из нее получилась не самая образцовая, можно даже сказать, что если она и была примером, то плохим — получала выговоры и вечно находилась в числе "исправляющихся", корректируя и свои неважные оценки, и свое неважное поведение.
А в Комсомоле ее теперь особо-то и не хотят, потому как "безалаберная и ненадежная". Сбор не рекомендовал. Щукиной, конечно, очень обидно — она ведь хорошая, к тому же оставаться не у дел, в стороне от всех, ой как не любит, — но ничего не поделаешь.

Щукиных в Прибрежном знают хорошо. Семья отца тут живет давным-давно, это мамина переехала после Революции. Мнение о Щукиных, правда, довольно противоречивое — образцовой семьей их точно не назовешь. Они, может, и стараются — работают исправно, с соседями не враждуют, закон и порядок не нарушают особо-то, — но все равно что-то вечно не ладится. Мать на работе благодарность получит — отца на лесополосе застукают со шкаликом; если тот себя в руки возьмет — Полина в школе учудит что-нибудь. Непутевые, словом. Хотя по-своему порядочные и старательные.

Вот отец, например, Игорь Владимирович, уж точно старательный и честный. В свое время из родного дома, где жил с огромной семьей, переехал в новый — точнее, оставшийся без хозяев, — практически собственный дом. Лесхоз помог, значит есть за что. Хотя Щукина, если на притязательный взгляд, ни перспективным, ни ответственным, ни даже особо умным не назвать: может и выпить, изредка может и кулаками помахать, не со зла, правда, в начальники, даже мелкие, не годится, а еще заикается от природы так, что порой ничего не разобрать.
И-иг-горь В-вла-адимирович вообще начинает заикаться, когда нервничает или злится, отчего бесится еще сильнее, и все это дело порой доходит до настоящего абсурда. Сама Полина, к слову, тоже немного заикалась в детстве, но это не расстройство оказалось, вроде как, и исправилось само собой уже годам к шести, когда она наконец поняла, что говорить как мама — правильно, а как папа — нет. В общем-то, ее папа много вещей в жизни делает неправильно, особенно с точки зрения образцового члена партии: держит в сарае самогонный аппарат, например, и нередко использует его по прямому назначению, последнее время, бывает, спорит с начальством, а вечерами дома говорит, что доски пилить одинаково хреновое занятие хоть при царской власти, хоть при советской. Но в целом, не на притязательный взгляд, а на Полинин, и работник, и отец, и человек он довольно хороший, пускай и взбалмошный. Иногда даже житейской мудростью с ней поделится, причем удивительно доходчиво. Вот с тещей он разговаривает исключительно редко. Сам от ее нравоучений быстро устает и раздражается, отчего начинает заикаться, а она его тогда попросту перестает понимать.

Мама Полины, Ирина Вячеславовна, приехала в Энск из села ниже по Волге вместе со своей матерью. У ее родни там когда-то было хозяйство, которое давно уже государственное. Ира, впрочем, это пережила, устроилась в Энске, вышла за Щукина и работает теперь в столовой на целлюлозном заводе. Удивительно терпеливая женщина с удивительно огромным запасом внутренних сил, энергичная, она вечно чем-нибудь занимается, даже вечерами или по выходным. Чуть рассеянная, но это, пожалуй, даже добавляет ей каплю очарования.

Самая старшая среди Щукиных — бабка, Лидия Захаровна, которую все в семье, и папины родственники, и ближайшие соседи, кроме, разве что, самой Иры, зовут просто бабкой. Та в ответ сердито поджимает губы и укоризненно трясет головой. Совсем, мол, не уважают. А у нее ведь партийный билет в шкафчике лежит! А вообще бабка ярый большевик, и по ее словам иногда складывается впечатление, будто она коммунизм начала строить еще задолго до Ульянова. И только мать знает, как их семью в Революцию потрепали, и что та на самом деле боится. Боится, конечно, не за себя, а больше за родных, особенно за Полинку, которую сама не единожды исключительно в воспитательных целях грозилась "пришибить".

Но сама Полина это "пришибить" всерьез по понятным причинам не воспринимает и, честно говоря, иногда что-нибудь обязательно делает в пику старой. Действительно побаивается она довести разве что отца, потому что это, во-первых, и правда бывает страшно, раньше и ремня могла получить, а во-вторых — обязательно надолго.
Пожалуй, Полина всегда была довольно непослушной и даже задиристой, но если в детском саду это приводило скорее к забавным вещам вроде зубного порошка за шиворотом у "конкурентки" и растрепанных бантов, то в школе, вместе с какой-никакой ответственностью, появились и первые проблемы и конфликты. Важные роли в пионерском звене и тем более в отряде ей никогда не доверяли. Самой Щукиной, имевшей о себе, вообще-то, гораздо более высокое мнение, это ни капли не нравилось, разумеется. Но вопреки здравому смыслу она поступала в таких случаях точно так же, как поступала в ответ на бабкины проповеди: делала что-нибудь наперекосяк. И не со зла, вроде как, а от обиды, но ее это, конечно, не оправдывало. Дома такому рады не были. Мама вздыхала, отец грозился и заикался, а бабка скрипела на кухне табуреткой и бубнила, что "вырастили колотовку".
Из пионеров ее, впрочем, досрочно не исключили — хотя один раз было близко, когда она помимо прочего неведомым образом умудрилась "потерять" восемнадцать килограмм учтенной макулатуры, — и то хорошо. А вот в ряды комсомольцев Щукина уже не попала: тут ей припомнили и пропуски, и опоздания, и задирания ребят из соседнего звена, и те несчастные восемнадцать килограмм.

В довершение ко всей своей безалаберности, Полина еще частенько умудряется "терять" что-нибудь. Причем теряет иногда вещи настолько большие и настолько капитально, что их потом всей округой не могут найти. Будто они растворяются в воздухе. Как с той макулатурой.

Высокий парнишка четырнадцати лет среднего телосложения. В целом, самый обычный пацан, который легко может оказаться вашем соседом или одноклассником. Каштановые волосы коротко острижены, слегка лопоухий, постоянно держит рот чуть-чуть приоткрытым, от чего имеет задумчивый вид. Руки, а подчас и лицо, вечно в какой-нибудь краске, извёстке или в следах химического карандаша.

Почти всегда прибывает в приподнятом настроении, но из-за невыразительной мимики и несколько отрешённого вида это, как правило, незаметно. Мечтателен, и незлоблив, но постоять за себя может. Откликается только на Фёдора или Синицу, очень не любит, когда его называют Федей.

Родился в 1921 году в Тамбовской губернии в семье середняка Игната Петровича и Ольги Ильиничны Кравцовых. В том же году его отец присоединился к крестьянской армии А. С. Антонова и, вскоре, погиб в бою с красноармейцами. Горевать Ольге Ильиничне было некогда, не дожидаясь, когда её с младенцем отправят в концлагерь или уморят отравляющим газом, она решила бежать в Энск к своему брату Кузьме Ильичу Пуговкину.

Брат имел должность приказчика в местной кондитерском магазине и жил бобылём, снимая весьма приличную квартиру. Не смотря на временные неудобства, он был рад появлению сестры, которая умелой женской рукой сумела привнести тепло и уют домашнего очага в его холостяцкую берлогу. Мать мало рассказывала Фёдору про их прошлую жизнь и мальчик фактически считал Энск своим родным городом. Про отца же он и вовсе ничего не знал, а стоило только начать расспрашивать, как дядя сразу мрачнел, а Ольга Ильинична ругалась и отвешивала ему пару подзатыльников.

Время шло, годы сменялись годами, на смену военному коммунизму пришёл нэп, завершился и он, Фёдору минул десятый год. Кузьма Ильич умудрялся остаться при должности не смотря ни на какую власть, мать вела домашнее хозяйство и брала стирку на дом, Фёдор пошёл в третий класс. Но вот, ранней студёной зимой тридцатого года, подобной которой не могли припомнить местные старожилы, случилась беда. Мост через реку в Энске тогда был один и жители отдалённых районов предпочитали переходить зимой по льду. Ольга Ильинична, возвращаясь домой из лесхоза, куда она ходила договориться насчёт дров, провалилась под лёд. Женщину удалось вытащить, но через пару дней она скончалась от переохлаждения. Дядя имел хлебную должность и стеснения в средствах не имел, поэтому принял опеку над осиротевшим Фёдором. С тех пор мальчик стал задумчивым и мечтательным и терпеть не может, когда его зовут Федей.

Но, беда не приходит одна, в тридцать втором году Кузьму Ильича арестовали по факту хищений на работе. В течении пары месяцев дело находилось в подвешенном состоянии, все гадали, как квалифицируют преступление - как политическое, или как бытовое. К тому времени Фёдор уже видел, как ссылали целые семьи и, не дожидаясь, когда придут за ним, подался в беспризорники. До тридцать четвёртого года он слонялся по Энску и его окрестностям с группой таких же пацанов. В основном Фёдору приходилось христарадничать, но пару раз он участвовал в карманных кражах в качестве второго номера. В эти же годы парень получил своё прозвище за то, что ловил и дрессировал разных птиц для развлечения и в надежде продать.

Скитания Фёдора не могли продолжаться вечно и однажды его поймали на железнодорожном вокзале. Неизвестно, чем кончилось дело с дядей, но ссылать мальчика в Сибирь или на Соловки никто не собирался. Его поместили в школу-интернат имени Горького, где он проучился до тридцать пятого года, навёрстывая упущенной. В интернате Фёдор имел немало товарищей, с многими из которых он в свой время слонялся по улицам Энска. Здесь же открылся его талант к рисованию, мальчик был назначен оформителем местной стенной газеты. Уже давно Фёдор время от времени видел в своих снах одного и того же незнакомого человека. Неизвестно почему, но парень был уверен, что это его отец. Этот образ сильно въелся в сознание юного художника, и Фёдор раз за разом изображал этого неизвестного и, вместе с тем, такого родного человека в своих стенгазетах - то в образе советского пограничника, то в качестве передовика производства, то ещё кем.

Вот, Фёдору исполнилось четырнадцать и, как это обычно бывает его направили на ФЗО(фабрично-заводское обучение) в Энское ПТУ номер три на специальность маляра. Пробыв в качестве физически замученного осла(или, как они себя сами называли, фаб зайца) четыре месяца, он продолжал оставаться бессменным оформителем стенной газеты, пока, однажды его не вызвали лично к директору, где ждали какие-то незнакомые люди.

Серо-чёрные потрёпанные брюки и гимнастёрка, ботинки, ремень с белой пряжкой, на которой написано ФЗО, картуз. В карманах пара листков бумаги, химический карандаш, самокрутки с дешёвым табаком, перочинный нож и коробок спичек.

Высокий. В целом, это единственное положительное его качество.
Худощавый, очевидно не сильный физически. И белый, как сметана. Всегда.
Двигаться предпочитает мало, однако к глазам это не относится - они постоянно чуть-чуть дёргаются из стороны в сторону.
Ещё глаза прозрачные, если рассматривать их при свете, и слегка светятся в темноте. А ещё Миша постоянно их щурит - он плохо видит.
Одевается даже летом плотно, заматывает шею до носа в шарф, натягивая на глаза шапку и надевая очки из плотного тёмного стекла.

Миша плохо умеет общаться с людьми и помимо этого старается не говорить о себе или родных, в меру сил сводя разговор к чему-то иному; он не вилит в разговоре, выдавая свои мысли прямо и не совсем понимая, почему это не нравится людям.
Склонен очень сильно обобщать свои впечатления и до сих пор считает, что все машины - размером с его ладонь. Хотя это он уже намерен переобдумать.
Боится яркого света и больших, открытых пространств, панически реагирует на солнце и всё светло-жёлтое.
Но не всё в нём плохо: Миша способен сосредотачиваться на чём-то одном, сутками сопротивляться чувству неудобства и сохранять спокойствие в действительно пугающих обстоятельствах.

Михаил родился без отца в маленьком городке Энске. Без отца он и рос, однако семья, несмотря на свою неполность, не бедствовала - их квартира, не будучи обставленной богато, содержала весьма значительное количество ценностей, а Маргарита Петрова любила и умела шить, обеспечивая всех желающий одеждой за небольшую цену, едва превышающую стоимость материалов, работая при этом - и не отрываясь от основного занятия - кассиром в кинотеатре.
И Петровых бы любили и уважали безоговорочно, но оговорка была - Михаил. Болезненный, замкнутый мальчик, неприятно прямой и порывистый не только не стал любимцем города, как мать, но, напротив, не имеет тёплых отношений ни с кем, хотя постоянно старается завести их.

А куда пропал его отец? Он - граф, штабс-капитан, оставивший жену в глубинке перед уходом на фронт, откуда не вернулся. Но это - большой секрет, о котором в Энске знают только двое: нелюдимый мальчик Миша и умная женщина Маша.