[D&D 5] Тень Змеиного Наездника | Партия

Высокий жилистый рептилоид с чешуёй, цвет которой варьируется от чёрной до серебристо-серой и с золотистыми глазами. Рога и шипы на голове украшены алыми перьями феникса. Норман облачен в боевой доспех, при нем всегда верный меч, а также украшенный орнаментам щит, лук и кожаный колчан, полный стрел. Поверх брони Атеар носит длинный серый плащ с меховой оторочкой, на фибуле начертан знак Вадора Меченосца, которого Норман, являющийся паладином, считает своим покровителем.

Лицо Нормана не отличается богатой мимикой, что является обычным для представителей его расы — по этой причине паладин кажется куда более суровым, чем он есть на самом деле. Да и пристальный взгляд глаз с вертикальными зрачками не многие способны долго выдерживать. Впрочем, зная об особенностях своей внешности, Норман старается не подчёркивать без необходимости свою грозность, чтобы не смущать окружающих.

Норману свойственна сдержанность, он никогда не проявляет эмоций, даже если находится на поле брани и сражается с врагами. Это не значит, что драконорожденный вовсе ничего не чувствует — ему знакомы и ярость, и праведный гнев, и веселье — просто внешне его душевное состояние никак не проявляется. Поэтому те, кто знает Атеара недостаточно хорошо, считают его личностью себе на уме и не слишком-то располагающим к доверию. Нормана устраивает производимое им впечатление — по натуре молчаливый, рептилоид вовсе не против избежать лишних разговоров. Но втянуть Фоксгейтса в беседу все же можно — правда, говорить он будет по делу и задавать вопросы лишь в том случае, если захочет уточнить что-то действительно важное. С немногочисленными друзьями Норман может быть даже откровенен, правда, о деяниях своих рассказывать не любит из-за врождённой скромности. Хороший слушатель, готовый дать честный совет, не боясь обидеть собеседника — потому что считает, что лучше говорить горькую правду, чем красиво лгать.

Норман отважен, служение Высшим Силам для него превыше его самого. С одной стороны, это делает Атеара уязвимым, с другой — не боясь лишиться жизни, он может сражаться действительно отчаянно, на пределе возможностей. Паладин верен своей миссии, перейти на сторону недругов для него так же немыслимо, как убить безоружного или усомниться в серафах. Хоть Норман и не связан никаким обетом, требующим всегда говорить лишь правду, он не склонен врать и делает это лишь на благо общего дела, да и то — предпочитает отмалчиваться и не договаривать, чем утверждать что-либо заведомо не соответствующее действительности. Этой чертой своего характера Атеар обязан строгому воспитанию при храме, а также примеру старших товарищей, являвшихся благородными воинами — а,поскольку Норману всегда была свойственна требовательность к себе, нет ничего удивительного в том, что молодой паладин стремился соответствовать высоким идеалам.

Выросший при храме, Атеар чтит устав, но не только из желания верно служить своему богу — драконорожденным движут и собственные побуждения, как-то стремление защищать слабых и быть милосердным. Вынужденный жить в смутное для Латерры время, Фоксгейтс не всегда может следовать собственным установкам: как воин, он может проявлять жёсткость — ради дела и защиты общих интересов. Вызванный этим обстоятельством диссонанс тревожит паладина, и единственное, что хоть сколько-то его утешает — понимание того, что его амбиции быть идеальным служителем Вадора не должны препятствовать его служению Ордену.

Норман благосклонно относится к служителям искусства — бардам, исполняющим старинные баллады, т. к. уверен — те своими трудами помогают сохранить истинную историю и формируют самосознание будущих поколений, вдохновляя слушателей на борьбу с демонами-захватчиками. К тому же, рептилоиду просто нравится звучание лютни - он даже умеет играть на ней и знает несколько песен, часть из которых зпрещена.

Происхождение Нормана, являющееся для него загадкой, всегда вызывало желание найти ответы на терзающие молодого драконорожденного вопросы, и невозможность разузнать что-либо конкретное в юности казалась ему крайне досадной. Но с годами Фоксгейтс понят ту истину, что героя делает не знатный род, а поступки — и,вместо того, чтобы продолжать бесплодные попытки найти собственные корни, Атеар приложил все усилия к тому,чтобы стать добрым воином и верным служителем своего бога, в настоящее время запрещённого.

Когда-то Норман был найден детёнышем неподалёку от Молчащих гор, на руинах крохотного поселения Лисьи Ворота, что в паре миль от тракта, ведущего окольными путями к столице. Чаще всего этой дорогой пользовался народ, не признавший власти демонических наместников, и безопасным названный путь назвать было никак нельзя. Нормана обнаружил отряд контрабандистов, возвращавшихся в отлично укрепленный подземный город дварфов, расположенные под острогами Молчаливых гор и считавшийся мятежным: нелегальные торговцы задумали переночевать среди развалин Лисьих Ворот, опасаясь разбивать лагерь ближе к дороге, где им могли повстречаться разбойники или орки на службе наместников. Заброшенная деревня же считалась местом тихим — правда, там не осталось ни одного дома, даже все колодцы успели пересохнуть, ведь поселение было разрушено ещё в самом начале нашествия Змеиных Наездников. Контрабандисты сами никогда бы не догадались обыскивать развалины, ведь они не могли предполагать, что там прячется кто-то живой. Разведя огонь среди завалов из камней, некогда бывших зданиями, и назначив дежурного, путешественники отошли ко сну. Очевидно, оставшийся бодрствовать товарищ тоже закемарил, потому что пришёл он в себя лишь тогда, когда какой-то маленький оборванец, с головой закутанный в холстину, подобрался к самому костру и попытался похитить остатки ужина. Контрабандист был достаточно проворен, чтобы схватить вора, хоть тот и оказал яростное сопротивление и прокусил пленившему его «купцу» ладонь. Крик пострадавшего разбудил спутников, и те пришли на помощь, надёжно скрутив воришку. Какого же было их изумление, когда, стащив с голову захваченного ткань, они обнаружили серую чешуйчатую морду рептилии! Опешившие странники связали необычного гостя и попытались его допрашивать — но долгое время тот молчал и только злобно косился на контрабандистов. Но, судя по всему, драконорожденный понимал их речь, и что говорят о нем — когда торговцы стали обсуждать, как поступить с пленником, он проявил к их беседе интерес и в конце-концов назвал своё имя, представившись Норманом, но наотрез отказался объяснять, как он оказался в Лисьих Воротах (а впоследствии Норман не смог вспомнить своей истории, ведь на момент поимки он был совсем крошеным детёнышем — из-за чего прошлое рептилоида так и осталось тайной).

Мятежники всегда неплохо относились к потомкам драконов — вот и лидер контрабандистов, являющийся повстанцем, решил не оставлять Нормана на произвол судьбы, а доставить его в город дварфов с тем, чтобы уже на месте решить, что с ним делать дальше. Норману повезло — попади он в руки работорговцев, пополнил бы ряды невольников. А так юный рептилоид был в лучшем виде доставлен в храм Вадора Меченосца, при котором воспитывали будущих воинов — торговцы решили, что представителя такой воинственной расы лучше отдать именно в этот храм: пусть местные наставники воспитают из Нормана настоящего паладина, способного сражаться на стороне сопротивления...

Храм, в котором оказался Норман, смог продолжить функционировать после того, как на Латерре утвердилась новая власть, лишь благодаря тому, что находился в весьма защищённом и труднодоступном для вражеских сил месте — подземном городе дварфов, не признавших новых правителей и продолжавших поклоняться Владыкам в своей вотчине. Большую часть служителей храма составляли дварфы, но помимо них были ещё и люди, и даже несколько эльфов и полуэльфов. Именно последние занимались обучением будущих паладинов воинскому искусству, т. к. были более талантливы на этом поприще, нежели дварфы. К слову, не только паладины обучались науке владения оружием — те же дисциплины преподавались и жрецам: в неспокойные времена каждый верный служитель Вадора был обязан уметь оказать сопротивление захватчикам. Воины Вадора также имели возможность обучаться верховой езде, правда, под землёй их «скакунами» были гигантские ящерицы и пауки.

Норман был принят в храм сначала воспитанником, а позже стал учеником и послушником. Поскольку о нем мало что было известно, молодого рептилоида стали называть Норманом Фоксгейтсом — по названию того самого разрушенного поселения, где он был когда-то найден. Прозвище Атеар, значащее «Небожитель», будущий паладин получил несколько позже — когда уже был послушником: так звали одного дракона из легенд, которые Норман очень любил и частенько пересказывал в назидание младшим товарищам.

Норман был способным учеником, обладающим, к тому же, терпением и усидчивостью — эти качества помогли ему овладеть не только фехтованием и стрельбой из лука, но и грамотой. Любимейшим наставником Атеара был полуэльф, Вераэль, учивший владению мечом. Это был одарённый преподаватель, наделённый немалой харизмой — ученики едва ли не обожествляли его и проявляли на уроках фехтования особенное рвение. К чести Вераэля, он относился ко всем ученикам ровно, у него не было любимцев, хоть способности у всех были разные — тот же Норман, в силу своей породы, был более склонен к овладению боевыми искусствами. Именно Вераэль привил Атеару многие жизненные принципы — например, мысль о том, что все живые создания равно важны, независимо от их природы, и судить кого-либо можно только по поступкам.

Однако, не взирая на стремление следовать примеру своего учителя, Норман примкнул к Рыцарям Мщения — тем служителям культа, которые ставят борьбу со злом выше безупречного морального облика и, хоть и приносят обет, тот не обязывает их всегда и везде быть правдивыми. Подобное решение было вполне в духе Атеара, желавшего послужить своему богу наилучшим образом. Общаясь с другими служителями храма, не связанными обетом всегда говорить истину, юный паладин убедился, что они не менее верны Вадору, чем те, кто был связан клятвами по рукам и ногам, зато Рыцари Мщения были более эффективны в сражениях, ведь они могли действовать решительней своих товарищей. Кое-кто из адептов этого течения даже выполнял тайные поручения, но Атеар, не склонный к интригам и предпочитавший дипломатии славную битву, был далёк от шпионских будней.

Искусству же исцелять будущих воинов учил дварф-паладин, Солдрин. Пожалуй, лечение давалось юному рептилоиду сложнее, чем все остальные знания — но Норман не сдавался и в итоге добился приемлемых результатов. Так же ему удавалось распознавать нежить, демонов и суккубов, способных менять обличье и выдавать себя за союзников.

После принесения обета юный паладин, в компании молодых рыцарей, отправился в путешествие по поверхности, чтобы оттачивать свои навыки владения оружием и прославлять Вадора Меценосца. Громких подвигов товарищи в том походе не совершили, хоть и приняли участие в нескольких локальных сражениях, пройдя таким образом боевое крещение. Уже возвращаясь в подземный город, рыцари столкнулись с охотниками на службе наместников-демонов, которых искренне считали браконьерами — те преследовали подстреленного феникса, между прочим, исчезающий вид. Паладины, двое из которых, не считая Нормана, являлись Рыцарями Мщения, не стали проявлять милосердия, тем более, что их противники были непочтительны, вооружены и больше напоминали разбойников, чем охотников. Норман сразил одного из неприятелей и попытался с помощью целительства помочь фениксу, но тот умер у него на руках — увы, фениксы бессмертны лишь в старинных преданиях. Погибшая птица вызвала в Атеаре больше скорби, чем убитые им в сражениях люди — настолько благородным было это мифическое создание. Норман взял на память несколько красных перьев и украсил ими шипы на своей голове — в качестве напоминания о том, что всегда надо защищать тех, кто прав, но не может постоять за себя сам.

Молодой паладин помнил, кому обязан жизнью и благополучием — Норман не раз пересекался в городе с контрабандистами, доставившими его в храм — то были местные жители, являвшиеся ополченцами (что было не удивительно — в рядах последних состояла добрая половина населения подземного города). Общение с простыми людьми и дварфами, выручившими его в трудное время, воспитало в Фоксгейтсе солидарность со стоящими вне закона — правда, юный воин сожалел о том, что не может ничем отплатить за проявленную к нему доброту. Но такая возможность все-таки ему представилась...

Высшие жрецы запрещённого храма, при котором вырос Норман, поддерживали мятежников, хоть последние и не афишировали своего сотрудничества со служителями Владык из соображений безопасности. Служители храма защищали непокорный город с оружием в руках, совершали набеги на города под властью демонических наместников, освобождали пленных, охраняли агентов повстанцев.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

Высокая девушка, с длинными волнистыми черными волосами. Обладает правильными чертами лица, чуть заостренными ушами, глазами редкого фиалкового цвета. Предпочитает одеваться красиво, но ввиду профессии ей зачастую приходится носить неброскую одежду. Среднего телосложения, с хорошо очерченной фигурой и сильными стройными ногами (от частых упражнений в фехтовании).

Черта характера: Ничто не пошатнет мой положительный настрой
Идеал: Люди должны объединиться перед лицом общего врага.
Привязанность: Я обязана жизнью Аарин, и я никогда не отступлюсь от ее учения.
Изъян: Я очень доверчива к тем, кто разделяет (или делает вид, что разделяет) мою веру.

Айсис любит поговорить. Обо всем, чем только можно. Доверяет союзникам без остатка, и ,благодаря неведомой удаче или провидению, ни разу за это не поплатилась. Заботливая, послушная, исполнительная, обидчивая. Никогда не берет в долг, а если дает, то забирает забрать. Стремится донести свет Аарин до каждого, в ком видит добро (все, кроме ну совсем мерзавцев). Считает, что каждый имеет право на ошибку; даже будучи обиженной кем-то быстро прощает и помогает как ни в чем не бывало.

Предыстория - Аколит
Родившаяся в подполье, Айсис была уготована судьба продолжить дело своей семьи, трудившейся на благо повстанцев. Мать Айс - горшечница, работала в мастерской, изготавливая посуду для жителей Ривервеста, была одним из информаторов и держала у себя в подполе "безопасную комнату". Брат, едва достигнув совершеннолетия, ушел в сопротивление.
Выросшая в атмосфере осуждения Наездников, девушка не сомневалась ни секунды в том, что без демонических владык жить станет гораздо лучше.
Однако однажды случилось страшное. Стража города обнаружила подпол и схватила всех, кто был тогда в доме. Девочку отдали в рабство некому мелкому вельможе, который очень любил истязать плоть своих рабов. Каждая провинность каралась ударом плетью или чем похуже. Айсис, не будучи очень послушной, получила немало шрамов от кнута хозяина. Испытания закалили характер Айсис, вместо того, чтобы сломить ее. Она подбадривала остальных слуг, и рассказывала об учении Аарин, о котором ей в свою очередь поведал один из ее паладинов, скрывавшийся однажды в "безопасной комнате".
Когда ее хозяин решил отправиться в столицу, он прихватил Айс с собой, чтобы в дороге ему не было скучно. Тут то, несмотря на всю охрану, вельможе пришлось совсем нехорошо. Разбушевавшийся тролль, за каким-то делом оказавшийся на объездной дороге, сломил сопротивление телохранителей, разметал карету и избрал пухлолицего и мягкого дворянина в качестве обеда (или жены). Будучи не в силах выбраться из под обломков кареты, Айс пролежала целый день. До последнего она прислушивалась, тщась услышать человеческие шаги и позвать на помощь. В конце концов усталость одолела девушку.
Очнулась она уже в святилище Аарин. Как оказалось, ее в бессознательном состоянии нашел один из жрецов, пробиравшийся из Ривервеста после миссионерской миссии. Благодарная за спасение, девушка осталась при храме.
Усидчивость, доставшаяся от матери, помогла ей дойти до сана младшей жрицы, однако буйная кровь отца, о котором мать упоминала лишь мельком, гнала ее вперед, на активную борьбу.
Айсис выразила желание помогать подполью. Обучившись у знакомых жреца, заменившего 17 летней девушке отца, искусству шпионажа, красивой речи и магии музыки, Айс начала свою деятельность как информатор и проповедник.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

Невысокая, тонкая, с кукольно-ангельской внешностью: невинно-чувственное выражение фарфорового личика, нежно-розовая кожа, чуть раскосые ярко-синие глаза, копна светло-пепельных пепельных волос; алый рот со вздернутой верхней губой. С виду полудитя - полуженщина.




На улицах большого города:

Дочь куртизанки, кажется, готовится к той же карьере, что и маман. Но, в отличие от маман, с которой все ясно, у Арлен двойная, даже тройная жизнь.
Фарфоровая куколка Арлен влюбчива, лукава, невинно-кокетлива, тщеславна, любит наряды и драгоценности, роскошь и удовольствия, тает при упоминании знаменитостей.
Уличная девчонка Арлен скрытна, цинична, хитра, может быть жесткой и даже жестокой. На улице тебя никто не жалеет и ты никого не жалеешь. Она живет по неписаным правилам городских маргиналов, которые она хорошо знает. Она хорошо вписалась в систему взаимных услуг и обязательств, которыми связаны обитатели городского дна.
Боец сопротивления Арлен пасионарна, горда и независима, ее тянет к риску и опасностям, сильным чувствам и героике. По-юношески горячо предана делу освобождения Латерры.
Необходимость лицемерить, оглядываться на каждый свой шаг, хитрить и носить маску ее тяготит и унижает, но, с другой стороны, она носит эту маску полжизни. В конце концов, так же будет не всегда, она надеется.
К матери у Арлен сложное отношение: она понимает, что мать любит ее как умеет и на свой манер заботится о ее будущем. В то же время она глядит на нее с брезгливой жалостью: когда-то талантливая и красивая танцовщица превратилась в женщину легкого поведения - и это был ее собственный выбор.
Товарищи по борьбе вправе рассчитывать на Арлен и доверять ей. Их она не предаст. Тем более, что для нее конкретные люди значат не меньше, а даже больше, чем дело сопротивления вообще.

Арлен с детства была прехорошенькой даже по эльфийским меркам, и ее маман Селимена, талантливая танцовщица, знала, на какой дорожке девочку ждет счастье. Отца Арлен почти не помнила: он давно покинул клоаку, которой стал Ривервест (по его понятиям) и удалился в зеленые леса; но Селимена была слишком привязана к удобствам городской жизни, развлечениям и столичному обществу, чтобы за ним последовать. Она судорожно пыталась устроить свою жизнь – то с одним состоятельным любовником, то с другим, но, в целом, проиграла. Лет десять спустя Селимена оказалась не на самом дне общества, а в квартале Удовольствий, в заведении «Пионовый сад», совмещавшем театр с рестораном и борделем. Это не было элитным заведением, как «Белая лилия», но и не самым низкопробным. Серединка наполовинку. Все это время Селимене было не до дочки. Арлен тогда была пронырливая чумазая замарашка, лохматая, со сбитыми коленками, с драной на локтях одежде, с виду то ли мальчик, то ли девочка. Она была предоставлена сама себе и шныряла по закоулкам большого города вместе с компанией детишек, голодранцев и беспризорников. Это было стремно, но страшно интересно; еще интересней были тамошние взрослые, которые учили детишек плохим, но очень полезным в жизни вещам: как не дать себя заметить, не дать себя запомнить, не дать себя схватить, не дать себя убить. Как в городе быть живым, сытым, одетым… небедным, в конце концов. Эта наука не была бесплатной. Арлен несла своим наставникам выпрошенное и потыренное с чувством гордости своей законной добычей. Лучше было проводить время с ними, чем с мамиными хахалями, при которых надо было быть чистенькой и застенчивой барышней. Они были гадкие… даже вспоминать неохота. На улице было не в пример лучше.
Когда Арлен немного подросла, она, не чуждая артистической жизни, стала завсегдатаем подпольных выступлений бардов-гастролеров. Их всем уличным обществом встречали, укрывали, искали им жилье, устраивали концерты. В этом был риск и сладость запретного плода. Арлен увлек драматический пафос их баллад, посвященных трагической доле борцов за свободу нашу и вашу, язвительные сатирические куплеты, направленные против демонических узурпаторов и оккупантов Латерны, ностальгические песни о прошлом, когда солнце было не красным, а золотым. Когда хозяевами Латерны были не демоны, а люди, эльфы, дварфы и иные свободные народы. Когда жители Латерны не делились на хозяев и рабов. После концертов велись беседы, шепотом передавались слухи, рассказы, легенды и мифы о повстанцах, бросивших вызов Змеиным наездникам.
Жизнь брала свое, и чумазая лохматая замарашка стала превращаться в изящную миниатюрную девушку, с гибкой женственной фигуркой и ангельским личиком. Полудетская-полуженская прелесть увлекает многих мужчин, особенно в возрасте, а те, кто в возрасте бывают богаты и влиятельны! Мадам Селимена по-своему любила дочь и желала ей лучшей доли – так, как она ее понимала. У Арлен были все шансы, считала она, превзойти со временем саму прекрасную Адралею, но бриллианту нужна огранка и оправа; а деньги на обучение юной барышни всем нужным искусствам у нее водились - для дочки ничего не жалко! Арлен же решила, что ни за что не будет игрушкой, даже дорогой игрушкой. Она задумала сбежать из города – в Мистхольм, куда же еще! Знакомство с повстанцами и связными повстанцев она уже свела, уже давно выполняла мелкие поручения (понаблюдать, выведать, проследить, передать…). Умоляла: возьмите меня с собой в Мистхольм, я не хочу здесь оставаться! Но ее попросили задержаться в городе: здесь она может оказаться нужней… Гордость Арлен была ранена, но чего не сделаешь ради торжества свободы… Она осталась в Районе Удовольствий. Если надо, она будет обхаживать влиятельных любовников. Если надо, она будет шпионкой, связным – она будет работать на благо сопротивления. Это не унизительно… и она же здесь не навсегда, правда? Она не шлюха. Она боец сопротивления.
Сейчас она живет с матерью в Районе удовольствий, берет уроки танцев - и ведет двойную, если не тройную жизнь.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

Черноволосая высокая женщина "в самом расцвете сил", Карлея могла бы выглядеть действительно красиво. Её классические черты лица широкий прямой нос лишь подчеркивает, делая профиль воительницы более выразительным, и даже шрамы на губах и брови не портят природной красоты этой женщины. Увы, обычно Карлея носит шлем, скрывающий её шелковистые густые волосы вместе с половиной красоты, и в целом не сильно интересуется модой, предпочитая надежную броню.

В то же время, когда Карлея одевается в обычную одежду и заплетает волосы по-женски, а не так, чтобы они помещались под подшлемник, она всё равно выглядит скорее пугающе, чем красиво. И причиной тому не её внешность и не шрамы. Неестественное, застывшее выражение лица, которое появляется, когда Карлея видит на улице символ Трезубца или слышит упоминание слуг Змеиных Наездников, черное пламя гнева, всегда видное в глубине её глаз, холодный тон голоса, походка готового к бою воина - всё это складывается в образ, после которого у зрителя не остается сомнений в том, что Карлея может на месте убить любого, мужчину ли, женщину ли, ребенка ли, если только решит, что он заслуживает стать частью целей её мести.

Меня не волнует, хорошие они, плохие, насколько плохие... Я просто хочу уничтожить их всех. Отныне это моя единственная клятва, и я исполню её, даже если меня убьют и мне потребуется возродиться в виде нежити.
Хотя Карлея никогда не была действительно жизнерадостным или легкомысленным человеком, хотя она всегда жила, помня о гнете Змеиных Наездников, когда-то в её сердце жила надежда на лучшее и неистощимый оптимизм. Когда-то. Теперь же надежда сменилась на отчаяние, гнев и жажду мести, а оптимизм сменился мыслями о худших вариантах развития событий. Пройдя через ад на земле, Карлея стала абсолютно уверена - ужас и боль жизни придут к каждому, рано или поздно. И для некоторых, возможно, она сама станет их вестником. Впрочем, Карлея не высказывает такие мысли без повода - как и любые другие. Карлея никогда не любила пустословие.

Хотя часто бывает, что люди, обладающие столь же негасимым и полыхающим гневом, как Карлея, становятся неудержимыми берсерками - или просто очень вспыльчивыми людьми - Карлея на первый взгляд выглядит наоборот, холодной и безучастной. Лишь на дне её глаз отражается горящий в душе женщины гнев, снаружи же видны только лёд и равнодушие. Она не заинтересована в помощи другим - это бессмысленно - или насмешках над своими врагами - когда это насмешка была достаточной для совершенного ими? Однако хотя из-за молчаливости и холодности Карлеи можно подумать, что она рассудительна и спокойна, это вовсе не так. Просто там, где другие кричат в ярости, Карлея сразу берется за меч и идет рубить головы - без лишних слов. Там же, где нет места ярости, Карлея действует спокойно и рационально, как машина - машина без чувств, способная (в теории, поскольку у неё нет сотен подчинённых) отправить сотни людей в самоубийственную миссию если выгода будет стоить их жизней.

Карлея родилась и выросла в Гильдийском районе Ривервеста - семья её была портными. Отец и мать Карлеи, до смерти боявшиеся Змеиных Наездников и их власти, изо всех сил пытались убедить Карлею просто перенять их мастерство и жить так тихо, как возможно, но сердце Карлеи и её острое чувство справедливости не могли позволить ей сидеть сложа руки, видя страдания людей под гнетом власти Трезубца.

Не желая отступаться от своих идеалов, ровно как и не желая ставить под угрозу свою семью, Карлея покинула родной дом, переселившись в Дымный район, где присоединилась к рядам прячущихся жрецов Аарин. Там Карлея жила несколько лет, скрывая свою личность и изучая мастерство паладина, в процессе по мере сил помогая сопротивлению. Со временем она постигала путь паладина всё глубже, а её сил для помощи сопротивлению становилось всё больше.

Нельзя было сказать, что в то время жизнь Карлеи была беззаботной, но как лучи солнца, хотя и сквозь красную пелену, сияли для всех людей, так и свет Аарин сиял в сердце Карлеи неугасающей надеждой на изменения к лучшему. Хотя многие из товарищей Карлеи так или иначе пострадали от рук Трезубца, её родители были живы и в порядке, а воительница продолжала свою борьбу.

Любовь Карлеи к одному из своих товарищей по сопротивлению, полуэльфу по имени Джазель, только заставила сердце женщины сиять ярче. Вместе с этим нарастало и её беспокойство за своих товарищей, особенно склонного к риску Джазеля. Они много спорили о том, как важно сохранить свою жизнь для будущей борьбы, прежде чем в конце-концов Джазелю не удалось окончательно сломить аргументы Карлеи.

Увы, но Джазель не сумел исполнить своего обещания и в конце-концов оказался пойман властями и отправлен в тюрьму для тщательного допроса. Ему удалось не выдать убежищ мятежников под пытками, но в конце-концов даже смерть не помогла Джазелю выдержать допрос с помощью магии. А после его поимки власти отправились за мятежниками, которых выдал им полуэльф.

Карлея была одной из них. Узнав о смерти Джазеля она преисполнилась печали и скорби, но её товарищи не дали служительнице света погрузиться в бездну отчаяния и помогли ей бежать в другое убежище, прежде чем за мятежниками придет стража. К сожалению, хотя она и не бросилась в прямое столкновение в яростном порыве мести, вместо этого согласившись бежать чтобы вернуться позже, Карлею всё равно поймали в процессе побега вместе с её друзьями. Часть мятежников была убита на месте, Карлею же, как и некоторых других, отправили в тюрьму для допроса и приговора.

Пытки не остановили Карлею от её печали по погибшим и ненависти к Змеиным Наездникам. И хотя она изо всех сил старалась ничего не выдавать своим палачам, было ясно, что однажды Карлея либо сломается, либо её мозг просто прошарят с помощью магии. Впрочем, ещё раньше случилось нечто куда более худшее - родители Карлеи, до сего спокойно жившие в Гильдийском районе и оборвавшие все связи со своей дочерью, оказались уличены в родстве, а следственно, связи с ней.

Несмотря на все попытки Карлеи убедить власти в невиновности своих отца и матери, в конце-концов они оказались запытаны на её глазах в попытках заставить Карлею говорить. Паладинша не предала других членов сопротивления и всё равно не выдала информации, зная, что её родителям всё равно не видать легкой смерти, но такое решение заставило её скорбеть и сожалеть ещё сильнее. Чувства, обуревавшие Карлею уже долгое время, в конце-концов сменились чистой ненавистью к Змеиным Наездникам и всем их слугам, но ей самой оставалось только ждать своей казни.

Однако прежде чем это случилось, другая ячейка сопротивления устроила подкоп в тюрьму с целью освободить захваченных мятежников, пока хотя бы часть из них ещё жива. Они освободили Карлею и всех других заключённых по политическим причинам, прежде чем вернуться к сопротивлению.

Раны на теле Карлеи были вскоре исцелены, но раны в её душе было уже слишком поздно лечить. Конечно, никто не ждал что она останется в прежнем состоянии ума после всего пережитого, но даже самых радикальных бойцов сопротивления заставляло нервничать черное негасимое пламя ненависти, которое разожглось в сердце Карлеи.

Заявив, что все её прежние идеалы паладина были бессмысленны, она отреклась и от них и от Аарин, которой служила раньше. Однако, к удивлению многих, её священные силы никуда не исчезли, хотя и заметно изменились. По словам самой Карлеи, она лишь направляла свою ненависть так, как раньше направляла свет Аарин. Многие сомневались в этом, волнуясь о том, что Церковь Трезубца могла обратить Карлею в свою веру, но вскоре пылающая ненависть Отрекшейся даже к упоминанию Змеиных Наездников убедила даже самых стойких параноиков.

С тех пор Карлея продолжала свою работу в сопротивлении. Хотя многие боялись, что она будет бросаться грудью на баррикады и сложит голову в первом же бою, этого не случилось - наоборот, Карлея стала ещё более осторожна и рассудительна в своих планах. Теперь её целью было не помочь нуждающимся, а истребить всех слуг Змеиных Наездников и их самих - а для этого нужно было не умереть на полпути.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.